Мы с Маддаленой бредём через виноградники. За нами бежит Федерико. Бежит молча: Федерико — до коликов симпатичный, пепельного цвета пёс некой дико благородной породы. Он суёт лицо в камеру и шевелит носом, мешая снимать, как Маддалена, дочь Эмилио, ковыряет ладонями землю под лозами одного из двух сертифицированных биодинамических хозяйств Вальполичеллы.
Мы в десятке километрах от центра Вероны, среди застывшей зимней безмятежности, омываемой вялотекущим спокойствием реки Фиббио. Винодельческое предприятие аграрного типа под названием Musella расположилось в бывших конюшнях. В XVI-м веке тут кипела жизнь, бояре пахали землю, а челядь мучилась от издольщины. Сегодня здесь никто не мучается, Маддалена с отцом и кузеном делают амароне, вальполичеллу и прочую гарганегу методами, которые, по крайней мере в теории, выгодно отличаются от большинства в регионе.
Чтобы проверить теорию я заглядываю в глаза трём кошкам, живущим у Маддалены дома. Выясняется, что когда отец попросил Мадделену “помочь с винодельней” в 1995-м, ей было всего 22 года. “Я приехала и настолько меня это место захватило…”, — говорит мне Маддалена, наливая.
Признаться, меня раздражает, что с “нормальными” хозяйствами мы обычно говорим о вине, а с теми, кто делает биодинамику — о “препарате 500” и Руди Штайнере. Чувак давно откинулся, а имя его витает в воздухе. Кто нам Штайнер? Родственник? Коллега? Близкий друг? Почему я должен обсуждать его книжки и лекции 20-х годов на каждой винодельне с логотипом DEMETER, а то и без?
Поэтому с Мэдди мы обсуждаем другие вещи.
Сегодня она вправляет мне мозги по поводу безопасных для здоровья добавок в вино, которые призваны «исправить» некорректную работу на виноградниках. Танины, кислота, энзимы и прочая муть используются на большинстве виноделен региона (так говорит Маддалена). Я тихо внимаю и глажу Федерико. “Это было одной из причин переключиться на био”, — продолжает она, вынося ещё бутылки.
“Мой отец мне сказал тогда на всё это: “В тот день когда мое вино станет плохо пахнуть, ты пойдешь на фиг со своей биодинамикой”.
Глядя на умиротворяющий налив прохладной гарганеги Musella Drago 2015, я интересуюсь, чем помогает био на практике. “В плохой год в 2014-м у нас было 45 дней дождя, каждый летний день шел дождь, дело шло к катастрофе. В этот год я отбросила 25% гроздей. Но у того, что осталось, качество было отличным!”.
Яблоко! Сладкое, запеченное яблоко видится мне в замечательном Drago. Гарганега тут не простая, а подсушенная. “Сушу неделю, фигачу в пресс, сталь, без фильтрации”, — описание процесса не должно занимать больше строчки. Не надо делать вид, что тебе интересны детали. “Я хочу чтобы вино было чистым. Теперь у меня не только вкус, но и текстура, тактильное ощущение”. Я тактично молчу, соображая, как это.
Musella — не вполне обычное хозяйство не только потому, что фигачит био, но и потому, что каким-то чудом входит в “Братство кольца”, 12 хозяйств, отбившихся от стада официального консорциума Вальполичеллы и образовавших Amarone Families, у которых в 2018-м отсудили право пользоваться именем Amarone. Маддалена уверена, что у Вальполичеллы великое будущее, особенно если подходить к вину с позиций качества.
“Работая с почвами, у Вальполичеллы есть все предпосылки стать великим винным регионом. Подход наживы неправилен, потому что сегодня ты заколачиваешь деньги, а завтра ты теряешь всё. Когда у тебя вино по 6 евро на полке, люди начинают думать, что Амароне — это дешевка. Но ведь Амароне делается не для каждодневного употребления”.
Я делаю ещё глоток гарганеги, которая вполне могла бы именоваться Soave, если бы виноградник был на пару десятков километров в другом месте. В отличие от многих почв Соаве, здесь они не вулканические. Мягкое, полнотелое, симпатичное вино в количестве 7 000 бутылок выдаёт белые цветы, мёд и приятно горчит. Если ты нервничаешь, это вино тебя успокоит. Маддалена смеётся и открывает вторую бутылку.
“Клёвая этикетка — простая, элегантная, хорошо отображает суть вина”, — Маддалена указывает на бутылку. Этикетка на ней отсутсвует вовсе. Маддалена тоже. “Мне нравится пино блан, потому я его и высадила”. Дай пять!
Вместе с тремя кошками и Федей мы в восторге от этого чуть дымного, хрустящего на языке вина в бутылке безо всякой этикетки. Оно пахнет цитрусами и шарлоткой с крыжовником. “Эспасибо!”, — говорит Маддалена на русско-итальянском языке. Выясняется, что на виноградниках много молдаван. “У этого пино блана огромное производство в 900 бутылок в год”, — смеется Маддалена. Я тихо плачу в тряпочку, и жадно доливаю в себя остатки. “В 2018-м я наверное сделаю 2000 бутылок!”, — радостно сообщает Мэдди.
Я выхожу подышать воздухом. Ко мне с готовностью подходят три био-куры. Они воркуют и чего-то щиплют. Такой счастливой жизни любой позавидует. Этим даже пить ничего не надо.
В бокалы льются три винтажа Valpolicella Superiore — 2008 (тогда вино в Musella ещё делали по старинке), 2013 и 2015-й (тут уже рулила Мэдди). В случае с 2008-й вальпой, кажется, что у музыки отрезали высокие и низкие частоты. 2013 и 2015-й показывают яркий, живой характер, в 2013-м куча аромата, фруктов, перца. Возможно, так пахнут лежащие рядом кошки. Танин мягкий, он не колет нёбо. 2015-й отдает черри, мятой, розмарином, тимьяном. Вино вальяжно чувствует себя во рту и ни в чём себе не отказывает. Я с тоской смотрю в сторону кухни.
Мэдди сжаливается и наливает Amarone Riserva 2010, с которым можно и в борщ и в Красную Армию: тут тебе и хвойный лес, и вишня, и лаванды, полные кефали. Прыткое вино, думаю я. Хорошая интенсивность, цитрусовый финиш. Пора с этим заканчивать.
“Короче я пошла на кухню, а ты тут делай чего хочешь”, — говорит Мэдди. Я остаюсь один с тремя кошками, двумя собаками, шестью бутылками и двумя таблетками кларитина.
