Текст: Kristi Coulter
Перевод: Антон Моисеенко
«Я неожиданно трезва и по-собачьи плыву сквозь окружающее меня бухло. На дворе лето, и Whole Foods расставило розовое вино по всему магазину. Розе прекрасно с рыбой! И с клубникой! И с веганским протеиновым порошком! (ладно, последнее я придумала сама). В офисе на каждом столе стоит либо бутылка вина, либо чего-то крепкого на тот случай если кто-то слишком ленив, чтобы доползти до ближайшего городского бара. Сидя за рулем по дороге домой я проезжаю мимо рекламных плакатов, рекламирующих Воздушно-зефирный Smirnoff и Smirnoff с Ледяным Пирогом, и не просто «С Корицей», а Smirnoff Чуррос с Корицей. Местная аптека, та самая, что просирает мои рецепты три месяца подряд, установила краны самообслуживание с пивасом, и молодежь выстраивается с пустыми бидонами вплоть до магазина “Всё для зрения и слуха”.
Путешествуя по работе, я всегда готова к винным дегустациям за счёт компании. Пропускать их нет никакой возможности. Мой план — “отработать” с шипучкой и лаймом, убедиться, что меня видели пять нужных мне людей, и свалить, пока народ не скатился в разврат (а народ всегда скатывается в разврат). На столике с бесплатной алкашкой и жрачкой — шесть вин и четыре пива. Я прошу налить мне минералки и получаю в ответ отсутствующий взгляд. “Тогда просто воды?” Бармен корчит сочувствующее лицо. “Кажется, вода есть в фонтане, в лобби”, — молвит он.
Она там есть, но фонтан сломан. Минут 15 я кружу по залу с пустыми руками, отбиваясь от предложений заказать что-то из бара. После пятой попытки я понимаю, что расплачусь, если кто-то ещё предложит мне алкоголь. Я ухожу и всё равно начинаю рыдать. Немного придя в себя, заказываю ванильное мороженое, чтобы приободриться.
“Люди часто берут его с бурбоном”, — говорит человек, накладывающий мне мороженое. “Может, вам полить?
Этим летом я поняла, что вокруг меня все — поголовно — нетрезвы. Но меня вдруг осеняет, что большинство женщин пьяны просто в хлам — и что быть современной городской женщиной значит серьёзно закладывать за воротник. Эта идея совершенно не нова — спросите любую из “Секса в Большом Городе”. Женщина с сингл-молтом в бокале — отважная и достигшая всего, она может уволить тебя из своей жизни, если ты будешь её парить. Женщина с пивасом Pabst Blue Ribbon — Крутышка, которую не надо журить за отрыжку. Женщина, которая пьёт вино MommyJuice говорит тебе, что она будет повыше рангом, чем тот безработный, которого недавно родила. Напитки, что пьёт женщина — маркеры свободного времени, ухода за собой и разговоров — той роскоши, которую мы не можем себе позволить. “Как ты могла не видеть этого раньше?” , — я спрашиваю себя. “Просто ты была в стельку пьяна”, — отвечаю сама себе.
В то лето я, однако, прозрела. Я увидела, что бухло — это моторное масло наших двигателей; то, что заставляет нас мурлыкать, хотя мы могли бы издавать совсем другие звуки.
***
В один из тех летних дней я нацепила неподходящие (но такие классные!) туфли и навернулась на фермерском рынке, разбив вдребезги мобильник, окропив кровью колени любимых джинсов и разодрав локти. Естественно, как только я пришла в себя, сразу запостила об этом в Facebook. Три женщины, которые не в курсе, что я в завязке, сразу откомментировали:
“Вина! Немедленно.”
“Там есть вино?”
“Однозначно вино. И, может быть, новые туфли.”
Я упомянула, что всё это происходило утром в будний день? Это не какой-то там ночной рынок-клуб. И эти женщины — не какие-то убогие депрессивные создания, которых ты представляешь бухающими круглые сутки. Это в общем-то крутые девочки, из тех, над которыми насмехаются в стиле “Мне бы твои проблемы”. Им-то зачем пить?
Может быть затем, что даже крутые девчонки остаются женщинами. А простого способа быть женщиной пока не изобрели, потому что не изобрели общепринятого способа. А если нет общепринятого способа быть тем, кем ты являешься, то наверное некоторые женщины начинают немного пить. А некоторые — и много.
***
За год до того, как я стала вести трезвый образ жизни, меня пригласили в качестве Женщины на рабочую конференцию (задача была именно такой: “нам нужна одна женщина”). Три парня и я разговаривают с интернами о корпоративной культуре. Среди интернов — две девушки и, когда настаёт очередь вопросов из зала, одна из них спрашивает:
“Я слышала, в этой компании женщине непросто достигнуть успеха. Можете рассказать о вашем опыте?”
Как Та Самая Женщина я предполагаю, что вопрос обращён ко мне. “Если вы настойчивы, сильны и невозмутимы, вы найдете свой путь”, — говорю. “Я нашла”.
Я не упоминаю, что ей придется продираться через постоянные перебивания, отсутствие внимания, микро-агрессию и отсутствие достойных моделей поведения, а также пласт собственных жизненных комплексов. Моя роль на этой конференции — сделать эту компанию привлекательной, потому кое-каких тем я избегаю. Например, того факта, что в конце каждого дня я выпиваю бутылку вина, чтобы залить его неприятный осадок.
Но она-то — женщина, она, вполне возможно, научилась читать между строк прежде, чем научилась читать сами строки. Она благодарит меня и садится.
“Я не согласен”, — говорит парень, сидящий рядом. “Я думаю, что это отличная компания для женщины”.
Моя челюсть слегка отваливается.
Мужик по соседству с ним согласно кивает. ”Абсолютно”, — говорит. “У меня в команде две женщины и они прекрасно себя чувствуют”.
“Конечно, прекрасно”, — думаю я про себя. “Это зовётся камуфляж”.
Чувак #1 продолжает: “В моей команде есть женщина, которая родила в прошлом году. Она ушла в декрет, потом вернулась и отлично себя ощущает. Мы активно поддерживаем молодых мам”.
Третий мужик встревает с тем, чтобы убедиться, что тема женщин раскрыта мужиками на 100%. “Фишка этого места в том, что здесь правит интеллект. А интеллект не смотрит на ваш пол”. Он улыбается в мою сторону, а я смотрю на него. Мою повестку дня увели у меня из-под носа, и уничижительный взгляд — это всё, что я могу ему предложить. Его улыбка постепенно испаряется, и я знаю, что немного поколебала его самоуверенность.
После мы курим с организатором конференции. “Эти долбанные мудаки”, — говорит она. “Уёбки”.
Что делать женщине, когда группа мужиков только что прилюдно сказала ей, что она не понимает, что значит быть собой? Я могла бы пригласить каждого из них на кофе и приватно объяснить, как я себя чувствовала, и они бы, наверное, и правда меня слушали. Я могла бы сказать организаторам, что не стоит на таких мероприятиях ставить одну женщину против группы мужчин. Я могла бы купить себе костюм супергероя и посвятить свою жизнь борьбе с сексистами по всему миру.
Вместо этого я собираю коллег-подружек и мы спускаем кучу денег в хипстерском баре на бухло и тапас, болтая о последних “не относящихся к полу” ситуациях, которые случились с нами в деловых поездках, или на деловых встречах, или на сессиях оценки нашей компетентности. Они пьют за меня за то, что я бросилась за них на амбразуру. Когда мы, уже тёпленькие, отправляемся домой на Уберах, мы думаем о том, чего мы добились. Этот бар со сверкающими огнями, вся эта миниатюрная еда, эта чёрная машина с шофёром. Мы достаточно сильны, чтобы мириться с тем, что нас игнорируют, перебивают и недооценивают каждый день и смеемся над этим вместе. Мы сделали это. Это — хорошая жизнь. Не стоит ничего менять.
***
Помните рекламу парфюма Enjoli из 70-х? Тетка, которая могла притащить домой бекон, зажарить его на сковородке и никогда не давала тебе забыть, что ты мужчина?
Эта сучка виновата во многом. В распространении идей о том, что женщины должны делать карьеру, ухаживать за домом, трахать своих мужей в то время, как единственной разумной вещью было бы выбрать первые два, а третий пункт отдать на аутсорс. В том, что придала всему этому делу гламурный вид. В том, что наобещала всем, как это будет весело. И в рекламном девизе: “8-часовой Парфюм для 24-часовой Женщины”. Просто на тот случай, если вы думали, что часок можно и скостить.
А вот ещё из рассказов о моём первом трезвом лете. Я как-то попала на дневной показ Magic Mike в один из крутых кинотеатров, где раздают коктейли, чтобы как-то снизить стресс от просмотра фильма в кондиционированном комфорте. В нескольких рядах передо мной несколько женщин цедят через трубочки шампанское. Они кричат и визжат на экран, как будто это мужское танцевальное шоу. Позже на парковке одна из них говорит другой: “Время девушек! Мы должны тратить его на себя”. “Мы это заслужили”, — отвечает ей другая. Они разъезжаются в противоположных направлениях.
В салоне ногтей в самом разгаре “младенческий душ” (baby shower). Все, кроме, собственно, виновницы торжества, наливаются вином. Интересно, не против ли будущая мать, что, по ощущениям, вино здесь втирают прямо в кожу. Женщина в жёлтом восклицает: “Как круто, что есть места, где мы, девочки, можем расслабиться”. Она убеждает будущую мать, что той еще далеко до родов, а потому можно немного глотнуть. Ей кажется важным, чтобы будущая мать тоже пила с ними. Я ловлю себя на том, что киваю. «Ты», — думаю я. «Да, я знаю тебя». Всегда есть кто-то, кто терпеть не может, когда в тусовке кто-то не пьёт. Временами я сама бывала этим кем-то.
“К обеду у меня уже будет похмелье”, — говорит другая. “Но оно того стоит. Часто ли нам удается оторваться днём от детей?”.
Лично мне кажется, что это не очень адекватные слова в момент почитания будущего младенца.
Неужели так тяжело быть Женщиной с “Мировыми Проблемами”? Разве сложно иметь карьеру, мужа, домашних питомцев, сад с травами, внутреннюю силу, макияж в стиле “да я так и проснулась”, подтяжки лица и водителя Убера, который легко может оказаться насильником? Разве так сложно работать 10 часов за свои четкие 77% зарплаты, возвращаться домой мимо алкаша, который ненароком предложит тебе у него взять и, включив телек, слушать как управляющие страной мужики рассуждают о том, как защитить тебя от пост-абортного расстройства путём принудительного вынашивания детей в собственном теле?
В смысле, в чём тут беда-то? Зачем будет кто-то пытаться смягчить грани этой фантастической реальности?
***
Как-то августовским днём, когда температура в городе на 15 градусов выше нормы, я бегу женский полумарафон. Это — другого слова не найдешь — ужастик. Но я успешно финиширую, и кто-то вешает мне на шею медаль. Я — мокрая, выжатая, хромая — всё ещё торжествую, пока мне не говорят: “Палатка с “маргаритами” — вон там”.
В йога-студии, где я иногда занимаюсь, сделали ежемесячный винный ивент: после часа активных занятий в раскалённой комнате, тебе предлагают бокал вызывающей привычку обезвоживающей жидкости (сделанной локально!). Ой, ну это просто расслабленное наслаждение — говорят мне. А, ну тогда ладно! Простите, что я на секунду подумала, будто бы это расслабленное навязывание в основном женской аудитории, и вообще — ом шанти.
Местный магазин кухонной утвари предлагает мастеркласс по искусству владения ножом с дегустацией вина — вино для людей, которые уже идентифицировали себя настолько несовместимыми с острыми предметами, что им нужен особый инструктаж.
В салоне эпиляции в ожидании новых клиентов на “бразильское бикини” уже блестит бутылка текилы — ладно, если честно, текила была тогда вполне “в кассу”, и я бы не хотела лишать её других свежеприбывших.
Ножи и бухло, йога и бухло, забег на 20 км и бухло? Что мы будем сочетать с бухлом в следующий раз — тренинг по оказанию первой медпомощи? Балетный мастеркласс для собачек? (такого пока нет, но кто-то должен срочно этим заняться). Неужели нет ничего настолько вознаграждающего, приятного и поглощающего, что бы мы не пытались отрегулировать внешним воздействием? Может быть женщины так заняты симуляцией — чтобы быть как мужик на работе, чтобы быть как порнозвезда в постели, чтобы выглядеть на тридцать в свои пятьдесят — что мы больше не доверяем своим естественным порывам? Может быть всё это вино — это такой фильтр в Инстаграме для наших собственных жизней, чтобы не видеть, насколько выцветшими и потрескавшимися они стали.
К концу лета я отправляюсь в аризонскую Седону и публикую в ФБ фотографию красных скал, стопки книг, огромного кокосового смузи и моих сверкающих ногтей ног — в одном кадре. Это научно самое отпускное фото когда-либо кем-то сделанное.
“Э, а где же вино?”, — интересуется кто-то.
“Да, кажется этому отпуску не хватает бокала вина”, — говорит другой.
Я захожу в магазин, чтобы купить открытку подруге. Когда я пила, я всегда упускала этот момент. В разделе женских открыток присутствуют три темы: 1) быть уёбищно старой 2) мужчины — они с Марса.. 3) вино.
“Вино для женщины — это как отвертка для мужчины — чинит все поломки”
“Я заставляю вино исчезать. А какая у тебя суперспособность?”
“Боже, дай мне кофе, чтобы изменить вещи, которые я могу изменить… и вино, чтобы принять те, которые не могу”.
У завязавших женщин есть много замечательных качеств, но отсутствие критичности — не одно из них. Я не просто стою рядом с открытками, цыкая на них про себя. Я физически трясу головой как чопорная старая лошадь. “Ты уверена, что не можешь изменить эти вещи? Я бы на твоем месте задумалась: если для их принятия тебе нужен этанол (да, на этом этапе моей трезвости я стала называть вино этанолом), не потому ли, что эти вещи попросту неприемлемы?
***
Чем дольше я блюду трезвость, тем меньше во мне терпения быть 24-часовой женщиной. Незнакомец, который говорит мне улыбаться. Уборщик, который пялится на мои ноги. Мужики в телеке, которые покушаются на мою матку. Другие мужики в телеке, которые утверждают, что аборт должен быть “безопасным, законным и редким”. Какое ваше дело, редкий он или нет, думаю я.
Журналы, которые говорят мне, что сила — это новая сексуальность, а ум — новая красота, как будто сила и ум — всего лишь путь к успеху у мужиков. Фейсбучные мемы: мышцы — это красиво. Нет, погодите: жир — это красиво. Нет, погодите: худоба — это тоже красиво, но только если она ненамеренная. Нет, погодите: все женщины — красивые! Как будто мы — младенцы, которых одинаково гладить по головке, иначе мы разревёмся.
А потом я начинаю злиться и на самих женщин. Не за то, что неправильными родились, и не за то, что так и не смогли разрушить тысячу лет патриархата (по моему календарю). И не за то, что получают удовольствие от бокала вина в одиночестве или в компании подружек — да пожалуйста, если сможете на этом остановиться (я могла, пока не сорвалась). Я начинаю злиться на них за то, что они так легко меняются от простого акта употребления. За мысли о том, будто право надираться как мужчина, означает что-то иное кроме права стать такой же бесполезной.
“Чего?”, — говорит одна женщина, с которой мне нравится спорить. “то есть они могут напиваться в хлам, а мы должны за ними следить?”.
“Нет”, — говорю я ей. “Мы должны следить за собой”.
“Всё равно это кажется несправедливым”, — говорит она, и небезосновательно.
А кто вообще говорил о справедливости? Речь вовсе не о ней. Речь о том, что мы можем себе позволить. А этого мы не можем себе позволить. Мы не можем позволить себе притворяться, будто нормально, что всё, что мы делаем, или думаем, или носим, или чему говорим “да” или “нет” — почему-то неправильно. Мы не можем позволить себе вести себя так, будто это в порядке вещей, что “Девушки могут всё!” вдруг начинает где-то по испорченному телефону передаваться как “Женщины должны делать всё”. Мы не можем позволить себе жить жизнью, в которой мы учим свою нервную систему подчиняться.
Мы не можем позволить себе быть 24-часовой женщиной.
Я не могла себе позволить быть 24-часовой женщиной. Это не помешало мне попытаться. Пока это меня и не сгубило.
Этим летом я очень зла на женщин, и я очень-очень зла на себя. В таком состоянии я нахожусь месяцами, продираясь через моё первое трезвое Рождество, и смену работы, и грипп, и день рождения, и попытки использовать эту злость, чтобы быть внимательнее и не торопиться и выбирать, чтобы случалось то, чего я хочу на самом деле. К моменту, когда наступает очередное лето, я понимаю, что больше не пахну, как восьмичасовой парфюм.
***
В тот второй год я встретилась с моей подругой Минди неподалеку от Сан-Диего. Минди повидала свои тёмные дни, не такие как мои, но она так же продралась через них сама — и вышла живой. Иногда, разговаривая друг с другом о нашем недавнем прошлом, мы подмигиваем друг другу, как люди, которые пытаются привыкнуть к яркому солнцу после долгого, неприятного фильма. Все больше нас увлекается то новое, что происходит с нами: моя новая работа, её новая и счастливая семья, книга, которую я пишу и учеба, которую она посещает. Те вещи, которых мы добиваемся сами, шаг за шагом.
Все выходные мы отсыпаемся и поздно встаем. В утро воскресенья мы читаем на глубокой стороне бассейна, когда противоположная сторона начинает наполняться женщинами: свадебная тусовка, судя по обрывкам разговоров. Разговоров до нас долетает немало, потому что прибывают они уже подшофе, а коктейли “гранатовая мимоза” (“гранат — это же супер еда!”, — талдычит одна остальным) прибывают и прибывают один за другим, пока та сторона бассейна не начинает напоминать хор греческих женщин, которые сильно недовольны своими телами, лицами, детьми, домами, работой и мужьями, но ничего по этому поводу не предпринимают, кроме того, что принимают на грудь да стремительно обгорают под палящим солнцем.
Легким сужением глаз я сигналю Минди: “Ты можешь поверить в этот бред?”. Женщина напротив неё перехватывает этот взгляд и понимающе сверкает мне в ответ, ещё одна женщина присоединяется к этому обмену. Некоторое время мы вчетвером безмолвно обмениваемся этой смесью смятения, стервозности и раздражения.
Потом Минди опускает на глаза свои солнечные очки Tom Ford и говорит: “Что я могу сказать, приятно быть на этой стороне бассейна”. Я смеюсь, моё сердце учащенно бьётся под купальником, и я тоже опускаю на глаза очки, чтобы скрыть неожиданно увлажнившийся взгляд. Потому что так и есть. Приятно быть с этой стороны бассейна, где книга, которую я читаю, не оправдывает ожиданий, где мои ноги слишком белы, где лёд давно растаял в бокале, где работа непроста, где всё ещё нет приемлемого способа быть женщиной, где я не знаю, что делать со своей жизнью, и с этим всем надо как-то справляться. Я не ожидала, что смогу добраться до этой стороны бассейна. Я не могу поверить, что я здесь».
