Если винный маршрут по Италии начнётся с Вальполичеллы, разочарования не будет. Без излишнего княжеского пафоса Тосканы и преувеличенной местечковости Пьемонта, Вальполичелла вобрала себя всё самое лучшее из двух миров. Как минимум.
Покорми меня
В веронской Antica Bottega del Vino мне нравилось всегда. Каждый раз, когда я захаживаю туда поторчать за барной стойкой и беру какую-то мелкую, но очень вкусную снедь, всегда — как гром среди ясного неба — угощают вкусным коричневым ризотто в амароне. За счёт заведения. Я тревожился — неужто я выгляжу так, что людям хочется меня здесь же накормить? А потом успокоился — может, так оно и должно быть, “ведь если еда существует, то должен же кто-то её есть”, — повторял я про себя знакомое с детства.
До недавнего времени я не предполагал что веронская Bottega, собирающая ночами толпы страждущих до выпить и поесть — это оккупированная территория. Не нами, слава богу, и рано ещё писать “Bottega наша”, но несколькими хозяйствами из Вальполичеллы, известных под кодовым названием Amarone Families.
Раз уж я помянул амароне, то сразу развеиваю: если ты всё ещё думаешь, что имя это как-то связано с любовью, то не надо. Любовью тут и не пахнет, да и вообще — много ли Любовей нынче в Вероне? Всё пошло от слова amaro, почитай Википедию. Остальные — со мной, forza! С тех пор, когда это вино было и вправду amaro, утекло немало этого самого амароне, но “осадочек” так и остался. Я ничего не имею ни против amaro, ни против алкоголя, да и было бы настоящим ханжеством что-то иметь. Приезжать в Вальполичеллу и искать низкоградусные вина как-то даже и наивно.
Не хочешь алкоголь — пей пиво, сидр и кефир, действие на мозг они оказывают примерно одинаковое.
Если хочешь понять Вальполичеллу сразу и надолго, стоит послушать патриарха местного виноделия Стефано Чезари из Brigaldara. Не поведя бровью, он за 2 минуты способен перечислить все аппелласьоны Вальпо, и не уснуть.
В Вероне особенно чувствуется: когда тебя окружает отличные вино и еда, жизнь сразу становится лучше. Мы употребляем внутривенно чумовые толстенные спагетти — bigoli — свежие и домашние. Умные люди говорят, что в Тоскане такую пасту зовут pici, но мы то тусуемся в Вальпо, так что — биголи. Мне разъясняют: если биголи приготовлены мягче, чем аль-денте, то шефа можно смело увольнять. Намотал на ус.
В 2016-м году консорциум вин Вальполичеллы подал в суд на группу из 12 хозяйств, объединившихся под именем Amarone Families (или, как они себя зовут по-итальянски, Famiglie Dell’Amarone d’Arte). Хозяйства эти, среди которых Masi, Allegrini, Speri, Zenato, Tommasi и другие, отстаивают “позицию качества” — считая, что имидж вин Вальполичеллы и главного вина Амароне — равномерно уничтожается дешевыми кооперативными винами. Консорциум Вальполичеллы считает такое использование имени Амароне незаконным, а некоторые производители (не входящие в AF) призывают группу “бунтарей” прекратить вводить потребителя в заблуждение. И на 2018-й год уже отсудили, кстати, право использовать слово Amarone.
Бегали мы, Begali, но не добежали
“Чао!”, — говорит мне радостно Тилиана. “Прости, что опоздала, такой трафик в Вероне!”. Я оглядываю залитое солнцем и водой пространство в поисках трафика: “Да не переживай, Тили, понимаю”, — ободряю я её. Выруливая меня из Вероны на большом замызганном семейном седане, Тилиана говорит, что её имя должно быть, скорее, Итальяна. Тили Бегали носит косуху, и в содружестве Amarone Families это самый необычный персонаж. Begali владеют аж десятью (!) гектарами виноградников, что походит на масштабы бургонских крю, а не на веронские раздолья.
Отец Тилианы, Лоренцо Бегали, когда-то батрачил в погребах другого исторического хозяйства — Speri — и лишь потом “поднялся” (aka “стал делать вино сам”). Говорят, что лучшего речото, чем от Lorenzo Begali “на районе” не сыскать.
Тили выгуливает меня на холмистый виноградник, как принято тут, высаженный террасами. За полным отсутствием у Тилианы понтов, мы не делаем “козу” в объектив, а потому фоток с козою не жди. Она и вправду очень мила. Спустившись с небес, мы заезжаем на живописно расположенную между холмами винодельню, где встречает почти аскетичный быт и недостроенный дом Тилианы, в который я, не отходя от кассы, требую меня вселить для перманентного пребывания. Тили смеётся, но не спорит — вдруг нервный, мало ли чего я потом напишу. Она недалека от истины: приехав в Вальполичеллу, становишься нервным — кусаешь ногти стоящих рядом в ожидании, когда же уже нальют. И ведь наливают, как пишут в пошлой русскоязычной винной прессе, “божественного нектара”.
О “нектаре”, чтобы самому не заблудиться. Recioto — это сладко, это подвалено на лозе, это остановлено на полпути, это около года выдержки в бочках (часто французских, но не всегда), алкоголь 12-13. И да, это уши, но не Ван Гога (rece — вроде как сленговое “уши”). “Речотой” веронские винные хозяйства радовали как топовым вином до появления на горизонте амароне.
Лекция окончена. Всем пора спать, Тилиане и её семье тоже, намучилась она со мной, то “это” ему подавай, то “то”. Во сне я вспоминаю вкус амароне от Begali — усачу Лоренцо и семье нечего стыдиться. Его топовое Ca’ Bianca — это гигант мысли и отец веронской демократии в одном лице — шелковое вино невероятной минеральности и ароматами получивших солнечный удар вереска и мяты.
Надины сказки
С Наденькой Дзенато я решаю не церемониться вовсе: “Надя, ты вообще-то любишь амароне?”, спрашиваю весьма агрессивно, чтобы вывести на чистую воду прям сразу. Та не ведётся: “Люблю, особенно некоторые винтажи, например, 1988-й мой любимый был всегда”. Интересный пассаж: “Я его помню, потому что была маленькой и для нас это был всегда момент урожая, когда все мы проводили время на виноградниках”. Это русским детям не рассказывать, подумал я про себя. Гуляя по винограднику, Надя, наконец, произносит долгожданную фразу про важность “разговора” с лозой и ягодами, о которой говорил её папа, Серджио. Скептически бросаю взгляд на количество лоз, с которым виноделу требуется индивидуально переговорить, и думаю — уж не прикалываются ли?
Шагая между подозрительно молчащими лозами корвины веронезе, Надя необдуманно говорит: “Когда пьешь амароне, забываешь об алкоголе”. Наступает минутка юмора на тему binge drinking (запойное пьянство, англ.) и мы расслабляем диафрагмы.
Вальполичелла Классико (ДОК!), состоящая из таких коммун как Неграр, Фумане, Сант-Амброджио, Педемонте, Сан-Пьетро-ин-Кариано (не запоминай, лучше посмотри на карте) в 90-х дополнилась новыми зонами, в которых виноградники, понятно, не такие старые, но качество вин ничуть не хуже, чем в зоне Classico — говорит, меж там, Надя. “Это так называемая зона Valpolicella Enlargata, посмотри на Dal Forno, Tenuta Sant’Antonio, Corte Sant’Alda (владеет Маринелла Камерани)”. Про себя я тихо ставлю зарубки — посмотреть.
Надя подводит к лозе и говорит, что это озелетта. На ней не написано, но она как-то узнаёт. Тут выясняется, что озелетта — это сорт винограда, который можно использовать наряду с теми, которые на слуху — корвиной, корвиноне, рондинеллой и молинарой. Надя утверждает, что озелетта придаёт амароне более глубокий цвет, а потому много её и не нужно. Задумываюсь о судьбе бедной, одинокой озелетты.
Надин брат — Альберто Дзенато — подъезжает на спорткаре. “Не снимай, пожалуйста”, — просит Надя. Я не снимаю: пока Альберто прячет тачку в каких-то кустах, я стою, жую травинку. У Zenato в Вальполичелле 50 гектаров, и ещё 35 высадили недавно. Остальные 40 гектаров потерялись около озера Гарда, в Лугане, за что я очень рад, так как поездка к озеру напрашивалась уже давно. Наде ничего объяснять не надо — глядя на мой тоскливый взор, она говорит — “ну что, в Лугану?”. Кто б сопротивлялся?
Я плакал с Марилизой
Я один из немногих людей на планете Земля, которые видели, как Марилиза Аллегрини водит машину. У меня вызывает уважение эта женская способность сесть за руль в полной готовности в любой момент “с корабля на бал”; это крест, который могут тянуть лишь лучшие из них, чего-то в жизни достигшие. Марилиза с её написанной красными буковками на бутылках фамилией, чего-то точно достигла. Это понимаешь не только глядя на фрески и разинувшие рты камины на Villa Giona, но и на работу таких людей, как Марко, мощного дяди, отвечающего за виноградники, коих у Аллегрини немало.
Марко Маркони говорит со мной по-итальянски и я понимаю, что без языка жестов я бы провел бездарный день. Надрезается ветвь лозы и вот тебе на — начинается плач. Плачущие лозы здесь повсюду — если помолчать и прислушаться, на виноградниках раздаётся мерный звук ударов капель о землю. Кап… кап… кап… кап… Ну, короче, кап…
Марко хриплым голосом, который можно было бы приписать равнозначно и волнению, и пьянству, объясняет, зачем делать зеленый сбор после веризона, а не до. Я медленно зверею: нельзя ж такое «насухую» вываливать человеку! Оказывается, если срезать “лишние” грозди после того, как ягоды начинают достигать фенольной зрелости, то оставшиеся грозди вырастают более компактными, а ягоды — маленькими. Зачем ему это нужно, удаётся понять только после бокала La Grola, одного из главных вин Allegrini: нужно это, чтобы ягоды не были слишком водянистыми, а сок был более концентрированным. Ишь, думаю, чего хотят, то и воротят! И после этого ты меня будешь рассказывать, что вино — это искусство?
От Лукавого
Лука Спери — молодой, ещё необщипанный жизнью юнец, однако только что удачно женившийся. Я рад за Луку, мы ведь за короткое время подружились: “Я с ним пил, я ему и морду бил”, ха! С ч/ю проблем у Луки нет: прогуливаясь среди лоз уединенного виноградника, я спрашиваю Луку, не приезжает ли сюда народ заниматься по ночам любовью — место-то с видами ого-го, на что Лука, ни разу не моргнув глазом, отвечает: “Поэтому пришлось виноградники отгородить”. Я ненароком вспоминаю тосканского дядю Биби Граеца с его “Минетом”. Некоторое время обсуждаем тему с различных точек зрения, всё сводится к тому, что в жизни нужно попробовать всё. Солнышко припекает, нам становится совсем весело, и слушать в очередной раз про корвину, веронезе и прочих карлов-марксов уже совсем неохота. Лука же заливается соловьем: “Отчего тут такие классные вина? Да вокруг глянь, чуви, какие виноградники, какие холмы, какие виды, какой воздух. Какие вопросы?”. Вопросов я не имею и молча завистливо смотрю исподлобья. Я завидую этой неприкрытой дольче вите и, в особенности, нормам ПДК загрязняющих Вальполичеллу веществ.
Глобально подход семьи Спери мне невероятно импонирует. Это не те ребята в костюмах, которые создали бизнес и вот теперь сидят и считают капающую “копейку”. Вот смотри: вместе с Лукой мы зашли в дегустационный зал и застали там Джампаоло и Кьяру Спери, мы выехали в поле и застали на виноградниках Джанпьетро Спери, натурально — на тракторе. Везде и всюду были эти Спери, и я уже хотел было попросить показать в подтверждение ID, но, глядя в честные глаза Луки, себя остановил. «Ещё выпрут», — подумал я.
Чтобы я написал о нём лучше других, Лука тянет меня в ресторан под кодовым названием Enoteca della Valpolicella — мы сидим, жуем и пьём ни фига не амароне. Лука говорит, что не хочет превращать обед в пьянку — и я его понимаю, учитывая стандартные 16-18 градусов у сия типа вина, а нам, чёрт дери, ещё камеру в руках держать!
Ненавязчиво интересуюсь судьбой сорта молинара, о котором часто говорят, но что это и зачем, хрен его разберет. “Мы продолжаем оставаться фанатами молинары”, — говорит Лука. “В этой вот вальполичелле 10% молинары. Она даёт вину некую солнечность, вино также начинает словно бы хрустеть”. У меня однако, во рту ничего не хрустит: может, потому что я не местный.
Natural born Томмази
Что мне нравится в больше всего в Пьеранджело Томмази, так это его способность объяснять сложные вещи простыми словами. Мы уже час как тусуемся на его амароне-винограднике недалеко от местечка Педемонте, где все холмы Вальполичеллы Classico лежат как на ладони. И если с некоторыми понятиями мне нужно было основательно глотнуть, прежде чем смысл сказанного начинал доходить, то с Пьеранджело всё абсолютно просто и понятно даже без принятия на грудь.
Для Пьеранджело я заготовил страшный вопрос, который, впрочем, придумал не сам. Правда ли, говорю, амароне — это такой фейк, который получается хорошо именно из-за технологии апассименто, и вне зависимости от года урожая? Наблюдаю: Пьеранджело не паникует и не прячется в страхе за сушильной доской, а просто сплевывает на землю косточку от винограда. “Правда в том, что амароне по сути технологии производства почти всегда получается мягким и округлым вином, которое всегда будет вином для того, чтобы получать от него удовольствие. Сейчас, когда Tommasi делают вино не только в Вальполичелле, я могу сказать, что да, в амароне влияние года ниже, чем в других винах. И что почти нельзя встретить это вино слишком танинным, слишком кислотным, слишком сладким. Амароне — это сухое вино, которое получается из сладкого сока. Первый шаг в получении амароне — это речото, из которого мы и делаем амароне. Хорошо это или плохо”.
Он объясняет всё настолько доходчиво, что я даже писать ничего не буду, просто смотрите и ловите кайф.
Другая Вальполичелла
В конечном итоге я не выдержал: метаться несколько дней по четырём долинам интересно, но хотелось чего-то ещё, а тут же ещё озеро Гарда плещется в н-цати километрах! Grazie a Dio, мне на выручку пришла Мария Сабрина Тедески, строгая поначалу женщина, которая посадила меня в джип и… повезла. К моему расстройству, повезла в противоположную большой воде сторону и, сколько я не протестовал, Сабрина не сломилась — и вот мы тупо едем полчаса смотреть некий клочок земли, который мне обещают, что не разочарует.
Клочок оказался клоком, напоминающим по размерам древнеримскую арену для боёв гладиаторов, только в масштабах места посадки гигантского межпланетного крейсера. Место зовется Maternigo и полностью принадлежит семье Tedeschi, вместе с холопами, прислугой и развалинами монастыря XV века — есть, где разгуляться и наделать нормальных селфи.
В общем, это впечатляющие 84 гектара. С 31 га виноградников (остальное бесполезно пылится) фигачится вино под скромным аппелласьоном Valpolicella DOC Superiore и именем Maternigo, которое, если вдуматься, значит “мать земли”. “Мать она или не мать, это мы ещё посмотрим”, — думал я, взбираясь на верхушку холма, чтобы обозреть буржуйские имения Сабрины Тедески и её семейства. Тута всё заросло классическими корвиной, корвиноне и прочей радостью Вальполичеллы.
Очнулся от того, что Сабринушка что-то громко кричала снизу. То ли “Антоша, выходи из воды!”, то ли “Здесь почвы не менее классные чем в зоне Valpolicella Classico!”. Скорее, второе, да и согласен я: склонность к экуменическим учениям присуща мне с малолетства.
Судя по окружающей нас на этом абсолютно нереальном винограднике обстановке, самая важная составляющая “правильного” локейшена — это уклон и состав почв. После трёх бокалов амароне к уклону лучше не подходить близко, хотя, виноградники эти не идут ни в какие сравнение с Мозелем, где сломать шею, гуляя На Бровях между лоз — это, пардоньте, как два пальца.
