Ганс Виндинг-Дирс родился в ЮАР, живет в Португалии, а вино делает в «жопе мира» (термин Ганса) — Рио Негро, в аргентинской Патагонии, где вместе с графиней Ноэми Мароне Чинзано является совладельцем Bodega Noemia и параллельно батрачит на хозяйство Пьеро Инчизы делла Роккетты. Ганс любит серфинг и втайне хочет получить 100 баллов, хотя и не знает, чем заняться после.
Ну и фрукт!
Патагония? Знаешь, вином тут почти не пахнет, местное население — почти все занимаются выращиванием фруктов, здесь нет обученных виноделию людей. Парни из Мендосы не хотят ехать в Патагонию, аргентинцы вообще очень привязаны к семье, а Патагония — это другая галактика даже для них. А теперь представь, каково приходится мне! Впрочем, у меня тут есть дом, и все это уже большая часть своей жизни.
Не-терруар
Да какой там терруар! Микрокосмос, именно он. Объясню: при условии, что год выдался хороший, я пытаюсь и с Noemia и с Chacra получить максимум выражения всего комплекса – почвы, растений, их генетики, микробиологии (включая дрожжи и бактерии), а также и людей, которые стоят за этим. Для меня слово «микрокосмос» куда более всеобъемлюще, чем терруар. Ведь никто, собственно, пока не может объяснить, что такое терруар. Микрокосмос значит то, что значит. Chacra и Noemia никогда не уповали на маркетинг. Если бы мы это делали, мы бы были куда более богатыми.
Ветер и прочее
Здесь, в Патагонии, каждый год — это какая-то новая борьба. мировой климат сам по себе — уже вызов. Тут неважно, сколько у тебя опыта. Пятнадцать лет назад, ты, вроде как, мог полагаться на времена года, а вот, например, в этом году весна еще не пришла в Патагонию, хотя обычно уже все цветет.
Одна из причин, по которой я выбрал Патагонию, состоит в том, что здесь нет болезней. Вообще. Я могу свободно заниматься виноделием в Европе, не беспокоясь, что у меня тут дохнут виноградники.
Я верю в автохтонные сорта, и не люблю клоны: считаю, что они дают похожие вина во всем мире. Поэтому я предпочитаю массовую селекцию (massal selection) потому что каждая лоза генетически разная, а клональная селекция отбирает генетически одинаковые лозы. Таким образом, мы сразу добавляем нашим винам фактор сложности.
Старые виноградники хороши не потому, что они дают низкий урожай, а потому что у них глубоко уходящие корни, они отлично переносят жару и холод, они здесь прижились, они превратились в «местного жителя». А когда привозишь клоны каберне или мерло, эти лозы не могут найти своего места, они становятся слабыми, с ними сложнее работать. В Чакре и Ноэмии весь новый материал идет из нашего же хозяйства, мы используем старые лозы для выращивания новых.
Вообще в Патагонии крайне ветрено. И это классно! Если бы ветра тут не было, мы бы точно столкнулись с серьезными проблемами в плане гнили. У нас сейчас максимальная влажность 30%, а это почти чудо для виноградаря, у нас нет болезней, связанных с чрезмерной влагой.
Как не сойти с ума
Патагония — не самое простое место для жизни, и свихнуться тут достаточно просто. Я, кстати, не уверен, что еще в своем уме. Борюсь! Я достаточно много занимаюсь йогой, последние 7 лет, где-то так. Это реально помогает выживать тут. Я не гуру медитации, но это правда помогает оставаться в своем уме.
Не только имя
Ноэми Мароне Чинзано участвует в создании блендов, я их готовлю, а она выбирает. Я вообще верю в то, что у женщин нюх лучше, чем у мужчин. И я думаю, что конечная цель любого винодела — сделать чувственное вино. Даже когда я точно знаю, какой бленд предпочел бы я, за ней остается последнее слово. Для нас Noemia была весельем, игрушкой, которую мы нашли в 2001-м среди фруктовых садов. Мы понятия не имели, что окажемся там, где мы находимся сегодня. Мы это не планировали, мы в это не запихивали денег, все случилось очень естественно и органично.
Пьеро очень вовлечен в продажи и имидж своих вин, во время урожая он каждый день здесь, он проводит время со мной, пробует, смотрит. Я хочу , чтобы он был важной частью процесса. Я не хочу чтобы это было все про меня, про Ганса Виндинг-Дирса.
О ногах
Наши винодельческие практики очень просты. Во-первых, все делается вручную, а иногда и вножную. Ага, виноград давим ногами. Ты был у нас, все очень примитивно, нет никаких космических технологий. Что касается биодинамики, то мы просто стараемся уважать природные элементы, с которыми работаем. Каждое хозяйство дает всего ничего: приблизительно по 120 000 бутылок в год. В этом суть, и как раз этим и оправданы отчасти наши цены.
Я как-то проводил лекцию по биодинамике в Нью-Йорке с Wine Spectator, и мои первые слова были о том, что если ты работаешь по биодинамике, это вовсе не значит, что ты делаешь хорошие вина. Упрощенно, биодинамика усиливает то, что у тебя уже есть. Это усилитель уже имеющегося. Поэтому ты априори обязан иметь хороший виноградник. Ты не сделаешь великого вина с посредственного виноградника, просто перейдя на биодинамику. Ты сделаешь вино, которое будет лучше, чем раньше, но не обязательно вино хорошее и, тем более, великое. Для многих биодинамика становится маркетингом. Но мы не упоминаем об этом ни на этикетке, нигде. Это что-то личное, то, что мы делаем из уважения к природе. Это звучит слишком романтично, но это правда. И из моего опыта, если говорить о биологическом разнообразии, птицах, насекомых — эти практики имеют огромное значение.
Под копирку
Я при всем желании не могу скопировать вина Noemia в другом месте. В этом весь смысл. Я знаю регион как свои пять пальцев, виноградник был заброшен, когда я на него наткнулся. Я знал, что это отличный виноградник и не знаю, откуда. Я делал вино с виноградников по соседству, и получалось совершенно другое вино. Мое виноделие — это не копирование, я стараюсь интерпретировать местность, с которой я работаю.
Сторонние проекты
Консультирование сторонних хозяйств занимает у меня не так уж много времени. Самый затратный в плане времени проект, это Chacra, там я почти каждый день. Остальные раз в неделю во время урожая и четыре посещения в год. Andeluna, мой новый проект в Мендосе — 4-5 визитов в год. Я не собираюсь рваться на части и таким образом ухудшать качество других проектов. Мои приоритеты — Noemia, Chacra, а потом все остальные. Но я люблю помогать людям, это отлично стимулирует мозг. К счастью, у меня хорошая память на вина. Но только на вина, все остальное — просто ахтунг! Но с винами все ок, я очень внимателен к деталям.
Без Европы
В этом году, представь, я первый год не делаю вино в северном полушарии. Как я себя ощущаю? Классно! Я занимался серфингом, наслаждался своим домом, я занимался садом. Я наверное сделал около 50 урожаев в своей жизни. В этом году я немного помогал своим родителям на Сицилии, но, в целом, я сказал себе — почему бы и не расслабиться? С 1987-го это первый мой нормальный отдых. В следующем году посмотрим, что-то может появиться новое, никогда ведь не знаешь.
О семейном
Лучше ли вина от семейных хозяйств? Да не сказал бы. Есть примеры кошмарных семейных хозяйств, а есть хозяйства, которыми управляют менеджеры, и вина получается отличные. Посмотрите на Achaval Ferrer, посмотрите на Altos Las Hormigas, посмотрите на Мишеля Роллана. Многие его критикуют, но я думаю, что он оказал мировому виноделию фантастическую услугу. Вы не обязаны любить его вина, но признать, что он сделал, нужно. Сколько интересных мест он вывел «в свет».
Роль винодела
Сейчас все сходят с ума по терруару и забывают о роли винодела. Слушай, вино само себя не делает! У меня есть в Патагонии соседи, у которых отличные лозы растут, и я не прочь бы их прикупить, но они не продают. Но вино делают кошмарное. И после этого ты мне скажи, что определяет качество? Терруар? Смотря как ты его интерпретируешь. Ты ровно так же можешь купить себе Ferrari и быть говно-водителем.
Время — это важный фактор в виноделии, огромный. Приезжал тут Луис Гутьеррес из Wine Spectator, и я давал ему пробовать вертикалку Noemia, 15 винтажей! Он сказал, что знает, что мы в хорошем месте, потому что у места есть четкая ДНК. Терруар — это не такое уж простое понятие. Смотри, «Мутон» и «Лафит» не всегда были хороши, DRC стали по-настоящему великими после прихода Де Вилленов! Ну как это можно игнорировать?
Все циклично: 80-90-е были годы виноделов, сейчас все «болеют» за терруар. Думаю, что в будущем мы достигнем правильного баланса.
Мальбек
Что такое мальбек? Кто может с уверенностью сказать? Мы вроде как знаем, что такое мальбек в Мендосе, большой и мясистый, но сейчас тренд делать более элегантные мальбеки. Что такое сира? Столько вариаций! В конечном счете что имеет значение это баланс и гармония. Вот так.
Об уровне алкоголя
В некоторые годы ты не можешь избежать вин с высоким алкоголем. Это природа. Работая органически, нам удается на полградуса-градус снизить уровень алкоголя. К тому же, я собираю не самые спелые ягоды. Но есть годы, когда ничего нельзя поделать. Тут ведь важен баланс. Я пил вина с 16 градусами, но понятия не имел, что там так много алкоголя, так хорошо он был встроен в вино.
О силе места
Место, где ты пьешь вино, имеет колоссальное значение. Пить DRC на винограднике не то же самое, что пить его в Нью-Йорке. Именно поэтому мы сейчас больше работаем над тем, чтобы к нам в Патагонию приезжали люди.
О ценах
Высокие цены на наши вина — это неизбежно, к сожалению. В Патагонии мы так далеки от всех и всего, что нам приходится все везти из Буэнос-Айреса, просто добавьте эту транспортировку к каждой вещи, которая вам нужна. Люди всегда болтают о ценах на вино, но они говорят о ритейле. Часто они забывают сказать, какую маржу добавляют к ценам посредники. Сравните цены на Pingus моего брата Питера, они зашкаливают! Но если ты покупаешь напрямую в хозяйстве — совсем другое дело.
Высокие цены у нас установились сначала на Noemia. Не мы, а рынок поставил эту цену: шли спекуляции, что Noemia — это Pingus Южной Америки. Спекулировали этим не мы, а обвиняют в высокой цене именно нас. Некогда не стоит забывать, что в вине куча посредников и цена растет.
Понятно, что в случае с Chacra виноторговцы используют в целях маркетинга связь Пьеро с Sassicaia, но не думаю, что Пьеро счастлив от этого. Он бы хотел, чтобы его вина были известны благодаря им самим. Сассикайя, конечно, помогла ему, в этом нет никаких сомнений, он считай носит звезду на спине. Но, скажем, цена на младшее вино — Barda — вполне так ничего себе.
Об аргентинском пино
На какой регион я смотрю, когда делают в Патагонии пино нуар? Да ни на какой! Бургундия — это Вон, Шамболь, нет такого слова как Бургундия. Я делаю пино нуар уже более 15 лет и я был в Бургундии всего один раз. Откровенно говоря, когда я начинал с Bodega Chacra, я понятия не имел, что они там делают в Бургундии. В итоге мы, конечно, поехали с Пьеро в Бургундию и попробовали там лучшие вина. Знаешь, мы смеялись, потому что они как раз изобретали какие-то новые техники, а мы уже это делали последние 6 лет.
Об оценках
Система оценок уже далеко не та, чем она была 10-15 лет назад, но тем не менее, имеет значение. Если бы я получил 100 баллов от критиков, я бы, конечно, не стал отказываться, но как только они у тебя есть, это как проклятие. Я уже недавно получил 97 у Паркера и за вино из Патагонии это невероятно круто. Но как только ты получаешь 100, куда двигаться дальше?
О политике
Политики видят не дальше своего носа и кармана. У нас всегда был ноль поддержи от государства. Потребность в этом есть у всех. Тут инфляция 50% в год, мы не делаем деньги. И единственное что нас мотивирует, это делать классные вина. Это игрушка, которая не дает вам денег. Аргентина собирается стать Венесуэлой, только сертифицированной и это будет очень жаль. Виноделие не получает поддержки, а ведь Кристина Кришнер сделала вино национальным напитком!
Лично я стараюсь не высовываться, никакого смысла в этом нет. Местные политики играют в протекционизм, не хотят никакого импорта, только вот местной индустрии никакой нет вообще.
Беспокоит ли финансовая ситуация графиню Чинзано? Я так не думаю. У нее все хорошо. Она человек очень приземленный и скромный. Скромный и богатый.