Если выйти на улицу и крикнуть: “А кто тут в амбассадоры Риохи крайний?”, она первая поднимет руку. Её полное имя давно выучили наизусть (хоть ночью буди) все, кто интересуется Испанией (в целом) и Риохой (в частности). А если кто-то ещё не выучил — то самое время. Интересоваться есть, чем.
А для меня лично это возможность, наконец, расплатиться с Марией Хосе за то, как она уже не раз нянчилась со мной, когда её вин ещё даже рядом не было в России. “Нам не нужен абы кто”, — веско сказала тогда Мария Хосе. Сегодня Tondonia — редкий пример того, как выдержанная в заросших благородной плесенью погребах — специально буду избегать слова “классическая” — грациозная Риоха может попадать к нам в руки за смешные деньги (да!). Здесь можно начинать смеяться.
Мария Хосе, которая вместе с сестрой Мерседес и братом Хулио держит в руках бодегу (да не бодега это, а “винья”!) с годовым производством около 350 тысяч бутылок, провела меня по подземельям знаменитого хозяйства, её по-настоящему испанский, хрипловатый голос звучит эхом среди туннелей, проходящих под рекой Эбро и соединяющих хозяйство с соседями — когда-то всё это был один комплекс, безо всяких админ-границ.
Говорит Мария Хосе Лопес де Эредиа
“Сегодня народ плохо знает историю Риохи. В Аро, вроде как, 23 хозяйства, и здесь одна из самых больших концентраций виноделен, которым за 100 лет. Вместе с нами — Херес, Порто и Эпернэ в Шампани. И я всегда объясняю, что в этом регионе их могло быть куда больше, этих старых виноделен, если бы они не исчезали. Мы — винодельни, которые выжили со времен первого кризиса. А первый кризис в Риохе случился в 1899 году, когда мы потеряли Кубу. Все эти винодельни появились как реакция на последствия разбушевавшейся во Франции филлоксеры, оидиума и мильдью. Филлоксера двигалась с юга Испании очень быстро и уничтожила очень много виноградников: сухой климат страны этому только способствовал.
Риоха родилась, когда филлоксера сначала уничтожила Бургундию, потом она двинулась в сторону Эльзаса и Бордо, перекинулась на Испанию через Каталонию. И тогда сюда пришли бордосцы: они научили нас, как делать вино, мы стали снабжать им Францию и испанские колонии, особенно, Кубу. В 1899-м колонии были окончательно потеряны, равно как и клиенты виноделен, которые в результате попросту прекратили существование.
Мы — одни из тех, кто выжил, кто пережил этот первый кризис, кто пережил Первую мировую, кто пережил гражданскую войну и Вторую мировую. Худшей из всех была гражданская война, но Вторая мировая тоже принесла немало урона. До 1896-го работа шла без электричества вовсе. У нас с того времени сохранилась машина-гребнеотделитель, некоторые её части ещё были сделаны из железа, а не из нержавейки. Кстати, немногие знают, почему железо нельзя использовать при работе с виноградом и вином. Если в вине повышенное содержание железа, оно может вызвать проблемы со здоровьем, но пить надо действительно много — и ведь раньше люди так и пили. Кстати, почему-то у нас есть выражение “Пьёт как казак”, чем они такое заслужили?
Когда мой прапрадедушка Рафаэль обнаружил, что его сын пробует подделать его подпись, он обвинил его в отсутствии собственного характера. Вот посмотри на фотографию: с тех пор его сын, мой прадед одевался совершенно отлично от своего отца. Мой прапрадед родился в Чили, он учился в иезуитской школе и потом сбежал из неё, воевал на стороне карлистов, которые проиграли войну в 1873-м, потом уехал во Францию, где изучал международную торговлю. Вообще, он хотел уехать назад в Чили, но мать заставила его работать во Франции. Компания обанкротилась и владельцы покинули Францию, ему пришлось заниматься ликвидацией компании, тогда-то он и познакомился с кредиторами компании, а у них как раз был винный бизнес. Они предложили ему работу и научили его делать вино, но образование моего прапрадеда было бизнесовое. Когда он начал строить винодельню в Риохе, он обращался за советом в известные французские шато — D’Isssan, Margaux, Lafite — ведь именно они научили его делать вино. Но они же и сказали ему — “Рафаэль, ты не научишься делать вино, пока не купишь собственные виноградники”. Поэтому виноградники он выбирал и покупал тоже по совету французов, с которым он поддерживал контакт всю жизнь. Он был человеком идей, он хотел делать лучшее вино в Испании, El Rioja Supreme, “лучшую Риоху”, и лучшая Риоха должна была быть от Viña Tondonia.
Название хозяйства происходит от латинского “округлый”, из-за округлого изгиба реки Эбро, который она делает вокруг наших виноградников. В XVIII веке этот образованный изгибом реки полуостров и назывался Tondon. Из его четырех виноградников Tondonia был самым большим и был источником самых элегантных вин. В исторических винодельнях Аро — CVNE, Bilbainas — ты услышишь, что у нас тут сильное французское влияние. Влияние это идёт из Бордо, и, в куда меньшей степени, из Бургундии. А в Бордо — из Грава, где мерло был куда ближе стилистически к пино нуару, чем к каберне. Обрати внимание, как мало каберне в Риохе, только Marques de Riscal восстановил этот сорт годами позже.
Мой прапрадед так и не закончил постройку винодельни. Он хотел продавать два миллиона бутылок Tondonia Reserva, то самое “Supreme Vino”. Это сейчас народ с ума сходит по нашим Gran Reserva и белым винам. Его мечта была делать вина тонкие и элегантные, он знал в этом толк. Мы всё ещё делаем вино, как делали его 100 лет назад. Посмотри на эти бочки, посмотри на прессы, посмотри на ящики для сбора винограда. Мы делаем вино где-то со 110 гектаров виноградников, хотя могли бы делать со 170-ти. Рост ограничен тем, что всё делаем вручную. Помимо виноградников у нас есть лес, есть овощи и куры. Куры, кстати, очень полезны — яйца идут на оклейку вина, а гуано — на компост. Мой отец держал кур прямо на винодельне, но мы их вывезли на виноградники.
Огромные бочки предназначены для выдержки вина, а не для ферментации, каждая по 64 000 литров и если их напомнить вином, это будет 50 000 килограмм ферментирующегося сока, а у нас здесь нет контроля температуры, чтобы отводить тепло ферментации.
Наши белые вина берут начало в Граве, как раз оттуда и шло вдохновение. Правда же состоит в том, что здесь, в Риохе, их никто не понимает. Сейчас мы, к счастью, продаем их уже по аллокациям, многие эти вина знают, и спрос на них огромный. Их мы делаем 50 тысяч бутылок, в некоторые годы куда меньше. Из красных — Viña Tondonia Reserva — это 14 000 бутылок, а Gran Reserva — только 4 000, очень небольшие объёмы. Вина вроде Cubillo, ничем не хуже, чем Ресервы, на которых мы фокусируем больше всего усиилий, просто мы не в состоянии ежегодно обеспечивать им объёмы. Интересно, что людям нравятся вина, которые мы делаем в небольших объемах, но продавать их сложнее.
В наших подвалах очень высокая влажность, она необходима для корректной выдержки. Единовременно здесь находится на выдержке 20 разных винтажей, мой прапрадед хотел делать 2 миллиона бутылок, но мы никогда не пересекали порог в полмиллиона бутылок, стандартный объём — 300-400 тысяч бутылок в год, если постараемся, можем выдать 450, но это редкость. Высокая влажность регулирует испарение алкоголя, кроме того, мы нуждаемся в постоянной температуре, мы не фильтруем вина, мы делаем сутираж (рэкинг), вино не получает слишком много кислорода, как раз для этого и нужны хорошо сделанные, плотные бочки и высокая влажность.
Технически здесь, в погребе, почти ничего не изменилось с тех времен. Большинство перемен происходило наверху, на виноградниках. Сегодня, когда люди посещают винодельни, они уже привыкли к их технологичному виду. Многим, однако, нравится наш стиль: вина, которые не выходят молодыми, вина, которым изначально дают время на выдержку.
Это не значит, что молодые вина хуже, чем старые, потому что, чтобы у тебя получилось хорошее старое, требуется великолепное молодое
Мы никогда не выпускали молодые вина, потому что у нас нет технологии их стабилизации. Мы решили не инвестировать в это деньги. Тут у нас бочки из американского дуба, а в самом начале даже этого здесь не было: бочки делались из каштана и вишни, любого дерева, которое подходило и могло гнуться и держать форму. Потом индустрия открыла, что дуб очень хорошо влияет на вино, мой прапрадед стал импортировать бочки из США. Для нас бочка — это контейнер, а котором вино приходит в нужное состояние.
Мы сами колем приходящий сюда дуб и сами его сушим в течение нескольких лет (1,5 года из них — на открытом воздухе, под ветром, солнцем и дождём). Мы сами чиним наши бочки. Gran Reserva мы выдерживаем 10 лет, Reserva — 6, максимум. Gravonia — 4. Моя сестра знает здесь все бочки, в отличие от меня. Она здесь каждый день».
