От ванн из Шато Марго к духам из Сасикайи путь неблизкий. Российский рынок открылся для импорта в начале 90-х жадным интересом к диковинному продукту, именуемому fine wine и модой на французскую гастрономию. Последнюю вскоре основательно подвинула Италия и сотни людей в малиновом завздыхали при звуке слов, заканчивающиеся на «йя»: «Сассикайя», «Солайя», «Орнеллайя». Вскоре до новых россиян с новыми деньгами начало доходить, как это vino di tavola может стоить дороже 50 долларов на полке. Сегодня первая волна сомелье уже практически не работает «на флоре», а рынок топовых вин ломает и тошнит от новых экономических реалий и придушенного в зародыше интереса нации к вину.
У Романа Смирнова, сомелье ресторана Anatoly Komm for Raff House, вчера выдался удачный день. Пришедший вечером гость заказал три бутылки Grands Échezeaux и одну — La Tâche — все четыре от великого бургундского Domaine de la Romanée-Conti. Чек за вино составил около 850 000 рублей. Таких дней бывает все меньше: с резким изменением экономической ситуации в конце 2014-го количество подобных гостей стремительно идет на спад. Вина с ресторанным ценником в 5-35 тысяч рублей за бутылку сегодня составляют костяк продаж топовых площадок столицы. Да и самих ресторанов, регулярно продающих подобные позиции, стало заметно меньше: московский ресторанный рынок всерьез нацелен на демократизацию прайсов.
Сверхдорогие бутылки, подаваемые в московских«ашках», привлекают вполне определенную, сложившуюся когорту потребителей. «Винная элита» сегодняшних дней — это топ-менеджеры, чиновники самых разных мастей и удачливые бизнесмены, делающие деньги даже на кризисе.
Как ни странно, желание насладиться качеством лучших вин мира — вовсе не главная движущая сила спроса на «голубые фишки». «До 2/3 продаваемых в этом сегменте вин — это покупка на подарки», — говорит Владимир Басов, один из заметных долгожителей российского винного рынка, занимающийся сегодня винным бизнесом сразу в нескольких ипостасях — от импорта вин бутиковых хозяйств до управления винотеками и винными барами в Москве и Санкт-Петербурге. «Топовые вина основная масса потребителей расценивает как символ статуса, нежели продукт для получения удовольствия от самого вина. О том, что находится внутри, задумываются редко».
Ему ли не знать. Сомелье топовых ресторанов сегодня первыми ощущают, что нужно потребителю с деньгами. «Правильные» часы, мобильный телефон и вино — все это сегодняшние атрибуты вполне определенного стиля жизни», — говорит сомелье с опытом Дмитрий Базашвили, поработавший за декаду в целом ряде ресторанов с серьезными винными картами. «Важно, чтобы окружающие видели, как ты потребляешь роскошь — в отличие от большинства иностранцев, получающих от топовых вин неподдельное удовольствие».
«Решать вопросы» за бутылкой сверхдорогого — обычное дело в современных российских реалиях — и в этом смысле «фишки» были востребованы — вплоть до недавнего времени. «Серьезные вина мало кто пьет в ресторанах каждый день. Их теперь чаще потребляют дома — и по гораздо более разумным, чем ресторанные, ценам. Для серьезной бутылки в ресторане нужен и серьезный повод», — утверждает Антон Панасенко, известный московский сомелье первой «волны», ушедший в категорию частных винных консультантов.
«Рынок топовых вин, как бизнес, всерьез просел. Часть людей переключается на другие стили вин, кто-то понимает, что, чтобы получать удовольствие от вина, не обязательно платить большие деньги», — утверждает Владислав Волков, генеральный директор компании Vinoterra, заработавшей себе репутацию, не в последнюю степень, благодаря поставкам на рынок вин Бордо и работой с ан-примерами.
По верхам
Инсайдеры указывают, что само устройство российского винного рынка способствует развитию крайне узкого круга интереса лишь к нескольким десяткам винных этикеток. «Из-за присутствия большого количества коммерческих вин и лейблов люди начинают погружение в вино именно с них и думают, что пить такие вина очень престижно. В 95% случаев человек и дальше будет пить насыщенные, модные, коммерческие вина», — поясняет Михаил Волков, владелец винного бара Winil и соучредитель сайта TrueWine.
Специфику российского потребителя роскошных вин видит почти извне Фабио Борджианни, менеджер ресторана Quadrum отеля Four Seasons Moscow, окна которого выходят прямо на Кремль: «Около 60% наших русских гостей требуют понятные лейблы вроде Tignanello, Ornellaia, Masseto, Solaia. Ищут богатые, полнотелые, округлые вина, которые обладают универсальным, мощным вкусом».
«Из ста человек, быть может, двое выбирают вино в карте как-то осознанно. Еще реже встречаются те, кто обращает внимание, что в карте стоит удачный год», — говорит Роман Смирнов. «Не разбирается почти никто, просто есть люди с хорошей памятью, которые действительно много пробовали. Большинство знают названия, которые на слуху», — добавляет Михаил Волков.
Чтобы побудить свои гостей оторваться от привычных этикеток, Фабио, как и большинству его коллег, приходится идти на увещевания и ухищрения, незнакомые европейским сомелье в тех странах, где гости привыкли к вину с малолетства. Гарантия вернуть открытую бутылку, если новое вино гостю не понравится — один из работающих методов. «У гостей в Москве есть две особенности — им не нравится менять свои привычки. Думаю, потому что это уже вопрос статуса и признания друг друга: ты пьешь Tignanello, и я пью Tignanello. Вторая особенность — это недоверие к российским сомелье, как таковым. Мне лично сильно помогает то, что я итальянец».
По мнению инсайдеров, количество людей, которые могут себе позволить дорогие бутылки и, при этом, понимают, что они пьют, исчисляется единицами. «За почти 18 лет, что я занимаюсь вином, я не видел ни одного человека из тех, кто не работает в индустрии, кто бы был глубоко погружен в мир вина. Ни одного. Они знают что-то по верхам, где-то бывали, что-то пили, могут без запинки назвать пятнадцать вин — и все», — расстраивается Сандро Хатиашвили, директор по спецпроектам Simple.
Эволюция рынка
Есть ли у него реальный повод для огорчения — вопрос открытый. Хрупкое положение категории вина известно всем, и, несмотря на прошедшие 20 лет, их потребитель так и не смог проявить себя в полном объеме. Количество людей, вовлеченных в винную тематику в целом, остается низким, хотя и демонстрирует медленный рост: вино постепенно переходит в категорию обязательного напитка для новой молодежи, посещающей винные бары и рестораны, пусть и не особо вдаваясь в детали, но постепенно привыкая к сочетанию вин с блюдами, что было нонсенсом совсем недавно.
По прикидкам игроков рынка, вино в стране более-менее регулярно покупают, максимум, 2 млн. человек, т.е. 1,4% населения. Какой процент из этих людей пьет «голубые фишки», представить несложно, особенно если понимать специфику ценообразования и степень зарегулированности виноторговой отрасли.
Жадный до прежде запрещенного, нового и дорогого, рынок элитных вин начинался в 90-е, ровно там же, где начинались костюмы Brioni, часы Rolex и ручки Parker. Подстегиваемые модой на посещение первых ресторанов с французской кухней — Ностальжи, Le Duc, Carre Blanc — первые разбогатевшие охотно впитывали приятные русскому уху звуки — «Марго», «Мутон», «Петрюс».
В конце 90-х французов начали жестоко теснить итальянцы с понятной и доступной кухней, массовый туризм в Италию тоже сделал свое дело: здесь уже итальянские вина взяли настоящий реванш. «Итальянцы оказались гениальными маркетологам», — подтверждает Роман Смирнов. Начало 2000-х стало особенно важным этапом в «покорении» России итальянскими продуктами: это было время новых соглашений о сотрудничестве и взаимных визитов, как частных так и государственных, Путина и Берлускони. Продукты питания стабильно занимали важную строчку в повестке дня.
«Первое, чем заинтересовались российские импортеры и сомелье, была классика. Компании хотели привезти все самое лучшее. Люди имели на руках деньги и пытались распробовать все», — говорит Базашвили, подчеркивая, что в этом кардинальное отличие того рынка от сегодняшнего, где слишком многое в карте ресторана определяется коммерческими соглашениями.
Есть разные мнения о том, как развивается рынок вина 2010-х. Скептики утверждают, что топ-клиенты за несколько лет поверхностного знакомства с вином решили, что им все с вином понятно, ориентируясь теперь лишь на небольшой список знакомых названий. Понимание того, что у богатых клиентов присутствует серьезное недоверие к незнакомым винам, имеется почти у всех собеседников. Большинство, все же, полагает, что потребитель находится именно на той стадии, где и должен — при существующей жесточайшей системе государственного регулирования оборота алкоголя, бизнес-климате и уровне развития гастрономической культуры, профессионализма сомелье и культуры самих покупателе
Тягу к винным знаниям «новых кошельков» не стоит переоценивать. Волков и вовсе скептичен: «Люди рвались не к знаниям, а к тому, чтобы выглядеть «круто»; никто ничего не понимал, пили все, что было, а деньги часто тратились шальные».
Сила этикетки
Вряд ли уйдем далеко от правды, если скажем, что оборот «голубых фишек» винного мира в России даст нам совершенно иной рисунок, нежели в Европе. Рынок отмечает сходство с «диким» потреблением в Азии, где лейблы на бутылках значительно важнее их содержимого. А сами эти «фишки» — ряд привычных констант: от названия до вкуса. Среди них основная борьба давно ведется между Францией с ее Бордо и Италией с вязнущей на зубах супертосканой.
Хатиашвили проводит параллель с рынком Британии: «В отличие от английского рынка, где царит соотношение цены и качества, у нас царят мода и бренд. Российский потребитель расслоился на две группы — вина до 1000 рублей, где цена играет самую важную роль и вина от 1000 рублей, где важнее всего бренд».
Образ русского клиента рисует Фабио Борджианни: «Впечатлениями о винах гости делятся очень редко. Они помнят свой отпуск и хорошее времяпрепровождение. Во Франции, Италии, Швейцарии, все по-другому. Там вино — ежедневный напиток, а здесь, скорее, «по поводу».
Ограниченность спроса на топовые вина Италии несколькими этикетками вполне очевидна. «Супертоскана — тема полумертвая: как были популярны с самого начала несколько известных лейблов, так они и остались, за редким исключением. Эти вина пьют люди с весьма поверхностным пониманием вина», — отмечает Владимир Басов.
«Гости часто категорически не приемлют определенные категории вин («все рислинги кислые» или «я пью только Италию»). Они ограничивают себя сильнейшим образом: урожай не важен, зато важно знакомое название. Когда глаз узнает этикетку, на этом интерес к продукту заканчивается. Ради эксперимента, возьмите Sassicaia и припишите внизу другое хозяйство — никто и не заметит», — говорит Роман Смирнов.
Даже заслуженно «модная» среди сомелье Бургундия тоже пока не находит должного отклика у состоятельных российских покупателей. Игроки рынка отмечают, что, в целом, Бургундию чаще выбирают более подкованные клиенты, однако, разница в количестве денег, которые клиенты готовы платить за сопоставимые по качество Бордо и Бургундию, огромна. «Половина тех, кто выбирает в ресторанах топовую Бургундию, делают это для того, чтобы произвести впечатление на тех, с кем пришли в ресторан», — подчеркивает Владимир Басов. «Человек может полчаса расписывать тебе свой восторг от бургундских вин, а потом вдруг купить чилийский каберне», — указывает на парадокс Хатиашвили.
В то же время, Дмитрий Пинский, совладелец компании DP-Trade поставляющей на рынок вина DRC и Gaja, справедливо указывает, что кризис — не помеха для супербогатых. «В самые жуткие времена у нас лучше всего продавалась гамма вин Romanée-Conti. Их потребители не меняют своих привычек».
Вообще-то, на недостаточно высокий уровень профессионализма сомелье указывают многие. «Есть сомелье, которые ограничивают себя и своего гостя, считая, что бургундские вина — это высшая степень развития винного интеллектуала. Безоговорочно позиционируя Бургундии как лучшее вино в мире, они занижают качество других, часто не менее качественных вин», — констатирует Владислав Волков из «Винотерры».
Неужто российский рынок безоговорочно капитулировал в борьбе с потреблением «этикеток»? Похоже на то. Проблема застоя клиентского сознания осложняется тем, что клиент этот очень редко слушает незнакомых «специалистов» или молодых сомелье, а еще реже решается открыть новое вино в ресторане, когда он не один. Похоже, что уровень винных запросов клиентов в России напрямую связан с культурой тех, кто это вино им продает — сомелье и специалистов виноторговых компаний. Спрос на топовые вина все еще диктуется модой 90-х, и именно мода является главным фактором покупки того или иного вина.
Сомелье и «фишки»
Высокий ресторанный сегмент пострадал от новой ситуации больше других. Похоже, что безвозвратно прошли времена, когда вина Grand Cru лились в ресторанах рекой. Высокие бизнес-риски и сложный экономический климат не способствуют развитию серьезной винной культуры в ресторанах, заставляя составлять упрощенные винные карты, наполненные коммерческими брендами и «оборотистыми» позициями. «Сейчас трудно найти ресторан с картой свыше 150 вин. Рестораторы хотят быстрого возврата инвестиций, а от этого страдает карта, и, как следствие, мы имеем снижение интереса к вину у гостей. Мы остались на том уровне, когда нам нравится пить Шабли, но мы до сих пор думаем, что это сорт винограда», — скептичен Хатиашвили.
Как будто этого мало, роль сомелье в ресторане так и не стала столь значимой, какой ее привыкли видеть европейцы. Первая волна сомелье 90-х, которые сегодня могли бы продавать топовые вина, практически исчезла с горизонта, перейдя в частный винный консалтинг и продажи, а взамен ее на сцену вышли молодые, но, к сожалению, недостаточно опытные с точки зрения клиентского сервиса, молодые люди. «При виде юного сомелье, рекомендующего дорогие бутылки, состоятельные гости «закрываются» и стараются выбрать вино сами, и берут они этикетку, вино, в котором они уверены», — говорит Панасенко. Его слова подтверждает Фабио Борджианни: «Некоторые гости настороженно относятся к молодым сомелье, пытающимся предлагать что-то необычное. Такой сомелье должен демонстрировать навыки высшего пилотажа, чтобы гости последовали его совету».
Доверие между владельцем ресторана и сомелье тоже часто оставляет желать лучшего, что ведет к ротации сомелье в ресторанах и невозможности обеспечить гостям стабильно комфортную атмосферу. Проблема чисто экономического плана резко переходит в проблему психологии рестораторов и их нежелания рассматривать ресторан как долгосрочный проект. По мнению Романа Смирнова, изначально короткий цикл жизни ресторанов — одна из главных причин отсутствия в ресторанах серьезных винных карт и атмосферы доверия к сомелье. «Представьте: гостю удобно, нравится кухня, нравится персонал, осталось просто поддерживать уровень качества и сервиса. Коммерсантам же важно побыстрей заработать деньги. Шефы, вроде бы, и могли бы сами открывать рестораны, но у них нет на это средств. Семейных ресторанов нет вообще, и в ближайшее время не будет».
«Дорогое вино требует дорогого же обслуживания — и бокалов, и специалистов, и хранения, и большего времени на оборот. У нас в ресторанах погребов почти нигде нет, а с Бордо и Бургундией ресторан вынужден «замораживать» весьма приличные деньги», — подчеркивает Базашвили. «В то же время, нашему ресторатору зачастую кажется проще не возиться с топовыми винами и созданием соответствующего настроения для их заказа».
«В результате рестораны категорически перестали брать Grand Crus Бордо», — режет Хатиашвили.
Рынок отмечает серьезную несвободу сомелье при формировании винных карт: «Можно по пальцам одной руки пересчитать рестораны, где у сомелье полностью развязаны руки. Есть определенная политика, за рамки которой сомелье не может выходить», — говорит Смирнов. Полный или частичный выкуп винных карт виноторговыми компаниями дает ресторанам приток нездорового кэша, и, в конечном итоге, поддерживает культуру быстрой наживы у рестораторов.
Несмотря на общий пессимизм игроков рынка, Владимир Басов видит и позитивный аспект кризиса: «Интерес к настоящим винам только пробуждается, на рынке упрочили позиции компании, которые занимаются качественным «фермерским» вином, более популярны те заведения, которые предлагают интересные вина за относительно небольшие деньги. Экономическая ситуация заставляет людей внимательнее смотреть на сам продукт. Рестораторам тоже становится не все равно, кто к ним приходит, они начинают больше ценить роль вина в своем бизнесе». «Демократичное заведение изначально не предполагает серьезной винной карты, но в винных барах новой волны место для них будет», — рассуждает Антон Панасенко.
Без закладки
Без сомнения, серьезное коллекционирование топовых вин в европейском смысле в России не задалось. Основными причинами закладки бутылок в немногочисленные погреба остаются памятные даты —рождение детей, свадьбы и т.п. — а само коллекционирование, скорее, напоминает складирование известных этикеток, нежели осознанный выбор. Смирнов и Хатиашвили склонны видеть в этом особенности национального характера и влияние 70 лет советской власти. Другие игроки связывают отсутствие интереса к коллекционированию с неукоренившейся пока гастрономической культурой и крайне малым в масштабах страны количеством поездок россиян за рубеж.
Серьезным источником интереса к старым винтажам могли бы, в теории, стать сомелье топовых ресторанов, аккуратно подталкивающих топ-клиентов в правильном направлении и задающие «новую волну». Однако, рестораторы не готовы инвестировать «длинные» деньги в вино и погреба, тогда как дома у ценителей топовое вино — скорее, модный аксессуар, нежели продукт, который закуплен на реальную выдержку. Исключения встречаются, в основном, среди знатоков, максимально приближенных к профессионалам.
«Уровень развития винных знаний не способствует пониманию старых вин — сильные третичные оттенки, изменившийся цвет и серьезный осадок, характерные для зрелых образцов, плохо разбирающиеся гости могут воспринять как дефекты»,— говорит Влад Волков. «Кроме того, не у всех сомелье есть навыки извлечения старых пробок, и это тоже может повлечь проблемы».
В результате, нежелание работать со старыми винтажами передается и импортерам, которые понимают, что не умеющий продавать такие вина сомелье может запросто попытаться вернуть совершенно «нормальную» бутылку. Мир старых вин оказывается слишком сложен как в плане закупок, так и в плане сервиса.
Импортеры и серый рынок
К середине 2010-х в Москве четко обозначился небольшой круг импортеров, достаточно компетентных, чтобы ввозить на рынок и продавать дорогое Бордо и Бургундию. Среди них такие имена как DP-Trade, Simple, Vinoterra, Eurowine. Кроме них существует несколько нишевых игроков, работающих на узкие сегменты клиентов и даже на отдельные рестораны. Цена на вина в прайс-листах ключевых импортеров медленно, но верно приходят к единому знаменателю. «Если цены на Гран Крю у «Винотерры» изначально были лучше, то сейчас все более-менее подтягиваются друг к другу, чтобы оставаться в «игре», — говорит Александр Зубков, сомелье и совладелец ресторана Piazza Italiana.
Фьючерсные закупки вин по системе en-primeur, на практике, остаются уделом двух компаний — «Винотерры» и «Симпла» — не в последнюю очередь благодаря наличию достаточных знаний и личных связей с бордоскими негоциантами. Структура клиентской базы этих компаний позволяет предлагать подобные вина частным заказчикам и ресторанам. «Чтобы работать на рынке ан-пример, нужно иметь крайне профессиональную команду, людей со связями и плотными партнерскими отношениями с негоциантами и замками», — говорит Владислав Волков. На общую неготовность богатых россиян ждать два и более года, пока вина, купленные по системе ан-пример, доедут до России, указывает Дмитрий Пинский: «Российские клиенты пока не очень понимают, для чего это нужно».
Таможенные сборы и жесткое регулирование рынка были и остаются самым главным препятствием его демократизации. В конце 2014-го к ним добавился упавший в два раза курс рубля и финансовые проблемы у целого ряда крупных импортеров. В отношении топовых вин непрозрачность и некорректность расчета таможенной стоимости вина, может серьезно добавлять к их рыночной цене — дело в том, что таможенные органы при расчете НДС оценивают конкретные вина, исходя из статистики предыдущего импорта другими игроками. Завезенные по неудачно высокой цене партии вин одного импортера, фактически, ставят в заложники весь остальной рынок. Если дорогое вино завозится в Россию впервые, то источники таможенной информации о ценах на них становятся еще более непрозрачными.
Ситуацией с растущими ценами и спросом на модные этикетки не могли не воспользоваться дельцы, практикующих импорт «голубых фишек» в обход официальных каналов. Глядя в прайс одного из таких брокеров, попавших в мое распоряжение, можно хорошо видеть, что цены в нем в пересчете на рубли отличаются от легально ввезенных примерно в два раза.
По словам пожелавшего остаться неизвестным директора по импорту одной из ведущих западных компаний, имея крупный недобор по таможенным сборам, таможенники стараются взимать максимум со всех игроков. Система расчетов таможенных платежей при этом остается тайной за семью печатями». Другой источник в виноторговой компании среднего размера указывает, что в случае завоза нового продукта на рынок, некоторые инспекторы могут даже искать цены в зарубежных интернет-магазинах. При этом бремя доказывания правильности именно «своей» цены, целиком и полностью возложено на компанию-импортера.
Участники рынка по-разному оценивают объем серого импорта. Задействованные в схеме считают, что серый импорт не оказывает значительного влияния на бизнес «официалов», однако вопрос о том, насколько глубоко они видят картину рынка в целом, остается открытым. «Страдают в основном дорогие и топовые позиции, однако, объемы ввозимого, на мой взгляд, относительно невелики», — говорит Владимир Басов. «Это рейтинговые раскрученные вина, которые, в целом, погоды на рынке не делают». В противовес им импортеры, остро чувствующие спад рынка на себе, указывают на катастрофические размеры нелегально ввезенного продукта. По оценкам Дмитрия Пинского нелегальный импорт топовых вин Бордо и Калифорнии занимает в стране не менее 50% рынка. «Удивляет полное бездействие правоохранителей, особенно учитывая, такие компании, как мы, являются примерными налогоплательщиками».
Слова Пинского корректирует со знаком «минус» генеральный директор специализирующего на винах категории Grand Cru бордоского негоцианта Alias Андрей Шевченко: «Если до 2006 года черный импорт был на самом деле «чемоданным» и представлял менее 20% рынка, то на данный момент он составляет более 70%».
Некоторые, однако, указывают на ценность серого рынка для небольших групп клиентов, чьи нужды по старым винтажам виноторговые компании удовлетворить не в состоянии. «Чем хуже экономическая ситуация, тем лучше это для серого рынка», — резюмирует Владислав Волков.
Цифры рынка
Слова наших собеседников подтверждает статистика таможенных органов РФ, согласно которой самым удачным с 2010-го годом для вин дороже 15 евро стал именно 2013-й год, хотя своего пика в этом году достиг и ввоз менее дорогих позиций. Эта динамика пошла на убыль в период 2013-2014гг, когда импорт вин дороже 45 евро просел на приблизительно 30%, а вин в категории 15-45 евро застыл на месте с незначительным снижением относительно 2013-го.
При этом, цифры импорта первой половины 2015-го года меньше цифр того же периода 2014-го примерно в два раза, а для вин категории 35-45 евро и в катастрофические три.
Несмотря на удручающие цифры, не все смотрят в будущее с пессимизмом.
Что дальше
Прошло почти 25 лет с момента открытия российского рынка для зарубежных вин. Вопрос о том, на каком этапе находится потребитель можно все еще назвать открытым, одно можно сказать с уверенностью: ряд серьезных факторов тормозит развитие рынка, его потребителей и приближение его к европейскому уровню. Пока уровень желаний российского потребитель дорогого вина замер на указателе «пить этикетки», сомелье и эксперты виноторговых компаний стараются сделать максимум чтобы подвинуть его в сторону новых вин. Пессимизм скептиков здесь пересекается с осторожным оптимизмом тех, кто видит в текущем кризисе предпосылки для усиления интереса к новым винам и снижению масштабов нелегальных схем. Сомелье в России радуются даже мелочам, на которые их западные коллеги не обратили бы, пожалуй, никакого внимания.
«Пришло время вкусного вина за умеренные деньги, неважно из какой оно страны. Хороший продукт понимает любой потребитель: тебе либо вкусно, либо нет. В лучших винных барах Европы, как и у нас, сидят не знатоки вина, а люди, которые пришли получить удовольствие и хорошо провести время», — говорит Владимир Басов.
Импортеры и рестораторы ищут новые форматы взаимодействия — те, кому не «досталась» культовая супертоскана, продвигают в профессиональных кругах тонкие немецкие и австрийские вина, а слово «рислинг» в Москве сегодня можно услышать, пожалуй, не реже, чем супертоскана, которая медленно, но верно теряет имидж в профессиональных кругах.
Дмитрий Пинский отмечает значительный спад продаж – иногда в разы – дорогой Италии и Франции, с редкими исключениями, которые объяснимы силой бренда, а иногда – необъяснимы ничем. «Мы не ждем роста продаж вин Гран Крю. В этом году мы делаем приблизительно на 10% меньше, чем за тот же период прошлого», — отмечает Владислав Волков.
Российский рынок, до которого мировые тренды докатываются обычно лет через 10 после того, как они отшумели в Европе, очевидно, будет учиться меняться. И меняться быстро. «Вино — это элемент культуры. Чем больше ты путешествуешь, тем больше узнаешь разных вин. Сейчас люди уже хотя бы этикетки фотографируют», — радуется Михаил Волков. «Нам нужно еще одно поколение, которое бы пожило, поездило и… вернулось! И только тогда на рынке что-то произойдет», — полагает Хатиашвили
