“А это у нас куча навоза”, — говорит Кьяра Лунгаротти, показывая рукой в сторону виноградника. “Так я выйду посмотрю” — говорю с готовностью. “Да не надо, это всего лишь куча навоза!”.
Мы вернулись с виноградников Lungarotti в Ториджиано, неподалеку от Перуджи. “Вина выпьешь?” — “А что есть?” — “Да чего хочешь — давай белое Torre di Giano попробуем для начала”. Говорит мне Кьяра, улыбаясь. На этикетке этого вина — репродукция части средневекового барельефа в Перудже, построенного, по воспоминаниям 35-летнего Франческо Дзаганелли, в 1278-м году. Люди на ней явно хорошо проводят время — один мается с тяжёлой корзиной, второй давит виноград ногами — практика, сегодня распространенная чуть менее чем никак.
Мне трудно представить ситуацию когда Кьяра Лунгаротти не улыбается. Она, видимо, читала книжку Stumbling Happiness, которую я пока так и не осилил. За сестру поручиться не могу, но фото её тоже позитивные.
Лунгаротти во главе с отцом Кьяры —Джорджио — пришли сюда в 60-х XX века. Одним из первых вин Джорджио стало верментино, в 1968-м территория Torgiano получила статус DOC, а в 1990-м — DOCG, поясняет мне Кьяра. “Мяса, сыра, овощей?”, — вопрошает она. Киваю — в Умбрии постепенно учишься ни от чего не отказываться. Или это гостеприимство Кьяры и Франческо?
Кстати, будете в Торджиано, обязательно зайдите в винный бар семейства под смешным названием L’U, он открылся в 2015-м. Via Fratelli Bandiera, 75 (потеряетесь, звоните сюда +39 075 988 7942).
Самая классная сторона виноделия — это любопытство. Кьяра Лунгаротти
Мне наливают оливкового масла, масло, когда пьёшь его с ложки, продирает насквозь. Бутылка, между прочим, находчиво оборудована специальной крышкой, которая не позволяет наполнять её снова. “В ресторанах часто так и делают”, — говорит Кьяра. “Мы такого не позволим с нашим маслом”. Я думаю, что в Москве таких бутылок с маслом очень не хватает. Когда ты в последний раз был уверен, какое масло тебе ставят на стол. “TOP!”, — хриплю, с удовольствием поперхнувшись зеленой жидкостью. “Bellezza!”.
Кьяра требует игристого Brut Millesimato, которое здесь фигачат “по классике” из 60% шардоне и 40% пино, первое выпустили ещё когда меня тут не было, в 1978-м. Вино шипит и пузырится абсолютно правильным перляжем, тонким и интенсивным. В восторге вожусь с камерой — такие пузыри не упускают! В ресторан заходит симпатичный боксер, он обнюхивает бокал с игристым и, дуралей, воротит нос. “Вы уверены, что метод классический?”, — меня посещают сомнения. Оба всплескивают руками — нушоты!
“Я не очень люблю всё, что слишком горькое. Например, пиво”, — говорит, тем временем, Кьяра. “Но нам пришлось поставить пиво в карту”. А как же оливковое масло, оно же тоже горьковатое может быть, думаю. “Нет, масло находится в балансе и это, скорее, тона специй”.
Настает тишина, под которую выпивается бокал Rubesco Vigna Monticchio Riserva 2008, топового вина, бленда санджовезе и канайоло, вина, столь же богатого на тона специй, вишни и лакрицы, сколь интенсивного и глубоко. Любая умбрийская старуха с готовностью скажет вам, что это вино — лучше чем травяной сбор.
“Самая классная сторона виноделия — это любопытство”, — говорит Кьяра, неестественно сияя. “Оно жизненно важно, чтобы двигаться вперед. Это и часть тебя, без этого никуда”. “Хорошо, что тебе нравится это игристое”, — довольно кивает Франческо, методично жуя что-то исконно местное и вкусное на вид. “Это отнюдь не гигантское производство”.
А в чем вообще прикол этих мест, скажем, в отличие от зоны Кьянти, которая отсюда, в общем-то недалеко? — задаю коварный вопрос. “Посмотри вокруг и поймешь, в чём”, — отвечает Кьяра. “Холмы тут куда более покатистные, в Кьянти всё под большим углом. И вино — покатай на языке — оно тоже более нежное”. Задумываюсь: а что, уклон холмов так важен для характера вина? “Уклон холмов влияет на “уклон” людей, а качество вина определяется именно людьми”, — режет Кьяра с уверенностью младенца. Вопросов я больше не имею, по крайней мере, пока. Уезжаю почти породнившись с Лунгаротти — теперь-то, когда мы с Кьярой и Франческо разделили эту вкуснейшую умбрийскую картоху.
