Какой большой смысл читать русскоязычному человеку книгу про Грузию — на английском? Для меня смысл был в том, чтобы рассказать об этом тебе: во многих случаях именно англоязычный текст представляется нам самым “качественным”, “независимым” и “художественным”. И частенько это правда, особенно, учитывая количество “качественных” русскоязычных книг о вине.
В случае с книгой For the Love of Wine: My Odyssey through the World’s Most Ancient Wine Culture, Элис Фейринг создала странное творение, посоветовать которое как книгу о грузинской истории и вине можно, лишь находясь под воздействием бутылки-другой не самого лучшего грузинского.
В книжке Фейринг есть определённый позитив — прочитав её, ты, безусловно, будешь знать больше, чем знал до: на момент окончания работы над книгой, она побывала в Грузии шесть раз и “надеялась вернуться снова”. Грузия сегодня привлекает многих, особенно, учитывая наши “бездушные” реалии жизни в больших городах. Надо ли удивляться, что Фейринг стала классическим примером человека, для которого грузинская “трава” стала навсегда зеленее, перефразируя Pink Floyd. Но достаточно ли этого, чтобы написать интересную книгу? К сожалению, нет.
Описывая недавно вино Pheasant’s Tears, я уже упоминал имя владельца хозяйства — Джона Вурдемана — огрузинившегося американца, ярого пропагандиста “натуральности”, человека, во многом, благодаря которому, Грузия появилась на международной сцене. Если о “вкусах” можно спорить — я имею в виду стиль подачи — то содержание книги имеет куда больше проблемных моментов. “Труд” Фейринг имеет важнейший недостаток — это, в большой степени, пересказ чужих слов. Чужого отношения. Чужого мнения. Мнение это — Джона Вурдемана — который имеет к этой книге чуть большее отношение, чем сама Фейринг. До такой степени, что именно его имя должно бы быть на обложке. Он отвечает за все перемещения автора по Грузии, он же задаёт темы, он же в большой мере определяет, какие вина пробует автор. Нужно ли оно тебе — решать каждому самостоятельно.
Книжка Фейринг — это хронологическая литература, в которой доминирует слово “я”. Здесь всё пропускается через призму собственного (сразу понятного) отношения, а линейное повествование даже не претендует на худлит. Не то, чтобы это необходимая часть хорошей книги — в конце концов, бывает “арт”, а бывает кино документальное. Как ни странно, хорошая “документалка” тоже является “артом”.
Чисто концептуально изложение Фейринг утомляет уже на третьей станице.
В остальном же, книга — бесконечные разговоры ни о чём: примерно в равных долях здесь собраны отношения к грузинской еде и её рецепты, стенания по поводу потенциального засилия “коммерческого” вина, рассуждения про квеври, Сталина и превосходство традиционного грузинского виноделия, атаки на винных консультантов и “коммерческих” виноделов. Фейринг тянет на бесконечную проповедь так, как тянет к свету человека, который сам живёт в темноте. Как правильно отметил один из комментаторов, своим замаскированно-снисходительным отношением Фейринг не делает Грузии одолжений. Громкие заявления, что вино должно быть таким, а не эдаким, не оставляют шанса экспериментам и свободе. Самый важный вопрос для Фейринг “Вы когда-нибудь использовали химикаты?” вполне отражает настрой книги. “Использовали” — плохие, “не использовали” — хорошие.
При поддержке Вурдемана, упорству которого надо отдать должное, Фейринг немало покаталась по Грузии. Впрочем, ей нельзя не посочувствовать: регулярно набивать себя едой по грузинским обычаям — испытание не для слабонервных. Фейринг очень хочет рассуждать о социо-экономических реалиях грузинской жизни, однако единственная магическая цифра, фигурирующая в книжке — это 525+ автохтонных сортов винограда.
Выводы Фейринг о грузинском виноделии просты как две копейки — она надеется, что Грузия никогда не станет “коммерческой”, что “виноделы” здесь появятся не скоро, знает, что квеври — лучший инструмент для производства вина, а контакт с кожицей — способ, рожденный в мире первым. “Я уверена”, — пишет она в доказательство своих слов. Этого читателю должно быть достаточно.
Интересно: несмотря на многочисленные поездки в Грузию, здесь ты не встретишь ни одного указания на то, что Фейринг серьёзно изучала хотя бы какие-то исторические документы или чужие исследования.
Погружение Фейринг в грузинскую культуру оказалось столь же глубоко, как её знание грузинского языка. В конце книги она пишет “… в тот момент количество слов, которые я знала по-грузински, выросло до десяти”. Не то, чтобы я намекаю, что каждый, кто пишет про Грузию, должен свободно говорить на её языке: можно жить в стране и за годы так и не поинтересоваться местным способом коммуникации. В сотый раз натыкаясь в тексте на неприязнь к “консультантам” (главный антагонист в книжке зовётся “Мистер Обратный Осмос”), ловишь себя на мысли — я бы не хотел пить с ней вино. Фейринг разделила свой мирок на чёрное и белое и прибывает в представлении, что мы должны сделать так же. Главный тест на принадлежность к “стае” — вопрос “А что вы думаете о винах, сделанных в квеври”. Твоя задача: подобрать правильный ответ. Подобрал — ты правильный, не подобрал — с тобой надо бороться.
Книга Элис Фейринг — это не love story, это книжка о любви к собственному эго, творение человека, попавшего в жестокую мясорубку грузинского застолья. Как красиво написал один из прочитавших: “Текст Фейринг попахивает снисходительным нативизмом и вбрасывает в него подтекст о её семье, что делает книгу, в общем-то, невыносимой — жаль, учитывая, что она могла бы открывать Грузию, вместо того, чтобы бесконечно рассказывать о себе самой”.
