Ромео — существо реально сумасшедшее. Любимое занятие — носиться под колёсами машины посреди виноградников, в дождь, в снег, в слякоть, в солнце — история одна и та же. Я уже здесь бывал: вилла Mosconi-Bertani — знаковое для классического винного региона Италии сооружение, построенное в середине XVIII века и тепло греющее желто-голубыми цветами фресок. Ничего не смотрится красивее, чем эта вилла в сумрачный, дождливый день в зоне Valpolicella Classico. “Ромео, а ну иди сюда!” Кричу.
Не идёт. “Не разумеет, подумал Штирлиц”. Ромео топчет терруары, которые (обоснованно) знают лозу аж с XIV века (четырнадцать), а семье Бертани принадлежат с середины девятнадцатого. Вилла, надо сказать, — привлекательная часть активов семьи Бертани: только лишь ленивый не захочет кого-нибудь здесь на ком-нибудь женить или выпить чего-нибудь торжественного с кем-нибудь по какому-нибудь важному случаю. Я был, я знаю.
Знает и пегий пёс Ромео. С ним рядом месят вековую грязь под высаженными с высокой плотностью методом гуйо лозами Джованни Бертани с братом Гульельмо. Меня тоже зовут помесить — за компанию. Посмотреть есть, на что: виноградное пространство в 22 гектара обнесено стеной, построенной в XVI веке на манер бургундских льё-ди. Часть из них — совсем молодые. “Озелетта”, — кивает в их сторону Джованни, который имеет на этот сорт определенные планы. Прямо скажем, традиционная Вальполичелла не блещет инновациями, но для старых Бертани это, похоже, только начало второй жизни. А виноградник за стенами 16 века — лишь половина сегодняшних 42-х га семьи, имеющей прямое отношение к истории Вальполичеллы и её винам, в том числе, амароне. Так, по крайней мере утверждают знающие источники.
Давай, Bertani, до свидания
Если кто здесь бывал несколько лет назад, то сегодня не узнал бы. Нет больше дегустаций знаменитого Ripasso Secco, нет больше амароне с надписью Bertani. По крайней мере, их нет здесь, на вилле и на винодельне, недавно носившей громкое имя. В одном из самых исторически важных хозяйств Венето произошли серьёзные изменения. Вот уже некоторое время семья Бертани не делает вина Bertani. А делает — под названием Tenuta Santa Maria с припиской “di Gaetano Bertani”, чтобы никто не сомневался, чьих рук дело. Виноградники были поделены ещё в 2012-и, винодельня и вилла отошла в собственность семьи Бертани и сегодня здесь царит совсем другой дух — оптимизм, принадлежность к Vignaioli Indipendenti (они же, FIVI) и ярко выраженное движение в сторону органики.
Изменилась и атмосфера — для семьи Бертани наступило развязка, которая визуально вылечила их от какого-то давнего недуга. Вилла с роскошнейшим английским садом и статуями, наблюдающими за созреванием корвины веронезе, ожила. В подвалы, через годы дележки, можно снова беспрепятственно заходить, трогать черные от времени ботти, слушать оперное рождественское пение на вилле, тусоваться и трепетать. Есть чувство, как будто “предки свалили”, оставив детей развлекаться дома, на всю ночь. А то и на уикенд!
Молодежь, тем временем, позвала друзей “с района”, и… вечеринка началась. Джованни & Co, похоже, готовы этим воспользоваться в полной мере — скакать голыми по кроватям, кидаться подушками, стреляться из водных пистолетов и кидать на головы ничего не подозревающих случайных прохожих кипятошки.
Промозглым вечером мы тусуемся вместе с американским партнёром Tenuta Santa Maria — ребятами из Skurnik Wines, одного из самых придирчивых импортёров США, недавно взявших обновлённый бренд к себе в портфель. В тепло освещённом “зале муз” издаёт неземные звуки дива оперного вида, а мы бродим туда-сюда, иногда натыкаясь на тени знакомых и незнакомых людей с бокалами вина, которое делает Гаэтано Бертани и немаловажный энолог Франко Бернабеи (в ответе, например, за вина Felsina, Fontodi и Guicciardini Strozzi).
А что же с самим брендом Bertani — справедливо спросишь ты? С 2012 года он принадлежит римским фармацевтам Angelini Group, безо всякого участия семьи. Он стал активом и инвестицией. В 2018-м завершился их выезд из исторической виллы и погребов, которые были на это время, в общем-то, закрыты для публичного посещения — не было понятно, что и говорить людям. А что со старыми винтажами? Они разделены напополам, одна часть хранится, как и положено, на вилле Mosconi-Bertani, вторая — вывезена фармацевтами. Bertani Domains — холдинг, который теперь владеет старым брендом, по словам семьи, уходит в конкуренцию с крупными, известными всем, домами, “наплодив” разных амароне и добавив виноградников (аж до 200 гектаров). В рекламе винодельни, естественно, уже не звучит имён семьи Бертани, остались там лишь красивые лозунги с отсылкой к знаменитому прошлому. Дуновения будущего там не ощущается.
Этикетки же обновленного хозяйства обозначают чётко: Tenuta Santa Maria di Gaetano Bertani с характерным чёрно-строгим дизайном и стремительно эволюционирующим в сторону органики содержимым. “Эти несколько лет были как жить с бывшей женой под одной крышей”, — усмехается Джованни. По его словам 90% новых инвестиций уже сделаны — и сделаны они в виноградники.
Виноградники и вино
Я не могу не расспросить Джованни о том, участвует ли папа в работе на винодельне. Джованни только смеётся:“Ты не поверишь, мой отец каждый день на винодельне. Он принимает огромное количество решений. Я пока всего лишь ассистент. Что касается видения — да, мы смотрим вперед все вместе”.
Я, наверное, один из немногих, кому повезло: Гаэтано Бертани сам разливает и проводит дегустацию. Мы пробуем белые вина — замечательное Соаве Lepia и шардоне Torre Pieve. Он внимательно смотрит голубыми глазами, правильно ли я пробую. “Оно слишком холодное”, — говорит он недовольно, грея бокал руками. Гаэтано рассказывает, как на салоне в Вене его прадеды выставляли Bertani вместе с Frescobaldi и Antinori и получали вместе золотые медали. На стенах в Villa Mosconi весят многочисленные документальные подтверждения. Возвращается Джованни, который выпроваживал неожиданно приехавших на визит туристов. “Приезжают всякие без подтверждения!”, — жалуется он, и продолжает про своё Соаве. “Вообще-то Bertani в былое время были ведущим экспортёром Соаве, около 300 000 бутылок, но потом с Соаве случился кризис перепроизводства, и цены упали настолько, что Бертани на долгое время вообще прекратили работу с ним”. Мне Lepia всегда нравилось: на глобальной дегустации соаве — Soave Versus в Вероне — оно было одним из лучших. Вино делается со своих виноградников Tenuta Colognola ai Colli, которым сегодня около 40 лет, не выдерживается в дубе, а сложности добавляет выдержка гарганеги на тонком осадке.
Во время дегустации Valpolicella Ripasso 2015 вдруг врывается Ромео. Ему дают по шапке, и он бежит переваривать наказание на улицу. “Мы не слишком педалируем процесс сушки винограда”, — объясняет Джованни. Кстати, как будет “педалировать” по-итальянски? Метод Ripasso — известная в Вальполичелле практика. Через где-то месяц после завершения ферментации вино пропускается “через” кожицу, которая осталась после производства амароне, а, заодно, и проходит ещё одну ферментацию на мезге, получая дополнительный уровень сложности и глубины. Малолактика в больших бочках, двухлетняя выдержка в бочке и шесть месяцев в бутылке — и вино готово вылететь из “гнезда”.
“Наши виноградники расположены в зонах Valpolicella Classico, Valpantena и Illasi”, — говорит Джованни, который вместе с братом уже размышляет, не делать ли лучшие участки отдельными крю. Идея в формате сегодняшних регулирований вин амароне и вальполичеллы, которые априори должны быть ассамбляжами разных сортов, не так проста, как выглядит, и, вероятнее всего, может быть воплощена лишь в формате IGT. “Амароне должно быть блендом, поэтому ты не можешь делать 100% корвину. В связи с этим вопрос с «крюшными» амароне тоже имеет мало смысла, потому что полевых блендов (когда все сорта растут на одном винограднике, как, скажем, в Дору), в Вероне ещё особо не изобрели. В Амароне должны быть по крайней мере корвина и рондинелла. То есть, два сорта, которые обычно идёт с разных виноградников.
Джованни скептически смотрит на сегодняшнее состояние амароне: здесь хорошо видно отличие молодежи от куда более традиционных родителей. Он свободно критикует перенасыщенные, алкогольные вина, которые продвигаются в массы как эталон амароне. Звучат известные имена. “Моя задача — делать долгоиграющее амароне на элегантной стороне. Сейчас мы переходим к производству лишь Riserva-версии, потому что все наши амароне выдерживаются более 4 лет”. Речь, естественно, идёт о тонно, больших чёрных бочках с красным ободком.
Вина хозяйства: Белые / Lepia Soave DOC / TorrePieve IGT Красные / Pràgal IGT / Decima Aurea Merlot IGT / Valpolicella Classico Superiore / Valpolicella Ripasso Classico Superiore / Amarone della Valpolicella Riserva
С объемами, меньшими, чем 350 тысяч бутылок в год, для своих вин Бертани твёрдо намерены использовать только свой виноград. “Мы ничего не покупаем”, — говорит он. “Проблема амароне состоит в том, что мало кого волнует сохранение качества вина. Как только твой бренд становится известным, ты начинаешь делать больше и больше. Почти никаких старых винтажей здесь ни у кого нет: хозяйства стараются продать свежий винтаж как можно скорее”.
Конечно, это лукавство — говорить, что амароне никому не нужно. Мягкие вина с хорошим алкоголем, кажется, замечательно пьются в суровых российских условиях — и не только в них. Джованни в полной мере понимает сложность ситуации: слово “лёгкость” идёт вразрез с традициями амароне, с винами, которых ждут от Вальполичеллы. “Я бы не сказал что мы собираемся делать более лёгкие вина. Но наш путь — путь гармонии. Снижение сахара, увеличение кислотности. Мне не нравится 90% амароне в регионе. Когда ты узнаешь вино лучше, ты перестаешь искать супералкогольный сок. Проблема в том, что потребители думают иначе”. Я (мудро) предлагаю ему плюнуть на потребителей и делать то, что нравится. “У нас есть три тысячи бутылок 1928-го. Оно в отличной форме. Нет, сегодня открывать не планировали”. Облом.
Вечереет, мы настойчиво инспектируем ещё один виноградник. Джованни стоит в свете фар, лозы продувает пронзительный ветер. “Я не горжусь регионом: посмотри на большие имена. Им положить на вино. Они смотрят на рынок и делают сладкие вина”, — говорит Джованни, расхаживая между спящими лозами. Журчащей по акведукам воды из-за ветра почти не слышно. “Поехали в Верону”, — говорит он. Бертани живут в центре (неудивительно). Мы ужинаем в маленьком ресторанчике в соседнем доме. Чинные родители — Гаэтано и Бьянка, Джованни с женой Роминой и Гульельмо. Родители, хотя прекрасно говорят по-английски, предпочитают оставить общение молодежи: лишь Гаэтано время от времени интересуется малозначимыми аспектами моей жизни.
До отеля в центре меня подвозит сама Бьянка Бертани. Я не забуду этой пятиминутной поездки. В Вероне то ли дождь, то ли снег, а Бьянка — в шубах, за рулём — едет чинно-благородно по центру. “Тебе, наверное, лучше тут выйти”, — она останавливается у задней стороны Arena di Verona. Я, разомлевший от привилегии кататься с человеком, перед глазами которого пролетела история Вальполичеллы, говорю “чао-чао” и иду до хаты. В лужах отражаются Арена и Gucci, в воздухе висит запах подвяленной рондинеллы.
